Вихорево гнездо. Женя Каптур
хлопнула в ладоши:
– А я тебя вспомнила! Бегущий от себя искусник! Ты подарил мне рисунок с Сивуней и тыквами. Вот и свиделись!
– Он самый, миледи!
– Оссподи, вы оба на всю голову тронутые…
– А-ха-ха, м-да. Настиг меня тогда приступ философского настроения, – стушевался Людвиг, карандашом почесав нос. Соединились несколько веснушек темной линией в созвездия.
– Со всяким бывало, не бери в голову! Меня, скажем, настигают приступы нечаемой выпечки! А у Юши припадки костерить бобров, – проворковала травница, а затем, склонилась к молодцу и прошептала заговорщически: – У Юши с ними что-то личное. С бобрами. Бывает, встанет у запруды и, айда, поносить их почем зря!
– И чем ей бобры не угодили?
– Вы же, мохрех, в курсе, что я вас прекрасно слышу?!
Волком нависла баггейн над шептунами. Хищно сверкнули прищуренные глаза и оскаленные зубы. Пролегла меж бровей складка глубокая. Чудилось, даже шерсть на загривке дыбом встала! И поделом, что в личине человечьей никакой шерсти и в помине нет. Улыбнулся МакНулли повинно. А травнице хоть бы хны. Она наученная. Ежели об крапиву долго жалиться – перво́й наплачешься, а затем и не почувствуешь вовсе! Не оробела Пыля под взором фейри грозным, а звонким колокольчиком рассмеялась.
– Смейся-смейся, сучий потрох, облезешь и обрастешь криво!
– Ну тебя! – беззлобно отмахнулась девушка, а потом, как шлепнет себе по лбу: – Точно, потроха!
– И ты будешь про ливер заливать?! – скривилась Юшка.
– Какое заливное из ливера? – переспросила растеряно Пыля, услыхав свое. – Я о другом! Людвиг же не ел ничего! Ты ведь голодный, небось? Пожди, пожалуйста, немедля все будет!
Людвиг и отозваться не поспел, как вокруг него завертелось-закружилось: травница, мигом сделавшись хлебосольной хозяйкой, заскакала по кухне белкой в колесе, беспрерывно что-то щебеча. Гремели горшки, стучала посуда, скрипела заслонка печи.
Оборотень на кутерьму вокруг и не глядит. Скармливает быку очередной, не пойми откуда взявшийся, пирожок. А Сивуня, знай себе, жует и за хозяйкой, круги нарезающей, следит. Занятное дело! МакНулли же боролся с желанием нестерпимым в бестиарий пометку внести: «Идеологическая вражда меж баггейном и бобрами. Правда или байка? В чем ее суть?».
– Долго она суетиться будет? – осторожно спросил Людвиг, когда Пыля с дежой73 подошедшего теста в сотый раз пронеслась мимо них. Резкий запах дрожжей повис в воздухе.
– Пока не навернется, – баггейн равнодушно пожала плечами. – Да уймись ты, свербигузка74! Носишься, аки в жопу раненая рысь! Голова кругом!
– Я кухарю! – откликнулась травница, откуда-то из-за печи. – Пособить не хочешь?
– Хрен тебе!
– Хрена нет, – голос теперь раздавался из распахнутого навесного шкафчика. Пахнуло мятой и медуницей, в носу засвербело. Извлекши из темных недр маленький холщовый мешочек, Пыля потрясла им над головой: – Людвиг, ты чай будешь?
Принюхалась Юшка, оскалилась, а затем, усмехнувшись
Дежа – опара для теста, квашня; кадка, в которой месят тесто для хлеба.
Свербигузка – девушка с шилом в одном месте, непоседа.