Вихорево гнездо. Женя Каптур
человека притаилось. Лозняковое Болото да Гнилой лес на той стороне царствуют. Ничего там, окромя гибели, сыскать нельзя. Топь ту землю уж какой век пожирает, а куда трясина ненасытная не добралась, так пожар подсобил лихой бедой! Несколько верст земли выжег он. Головешками трухлявыми, пусто колья чумных столбов, торчат погибшие деревья. Зверье голодное по тому пепелищу рыскает, чего-то вынюхивает – кости сгоревших из сажи выкапывает. Нет там жизни. Для человека.
То ли дело Лисицын бор! Жемчугом в навозной куче сверкал из мертвого лона Гнилого леса. Грибов и ягод водилось в том бору видимо-невидимо! И не властвовали времена года над той кладовой природы. Но что за радость местным с тех лесных даров? Не мог отведать их никто, ибо обитал в чаще зверь невиданный, но дюже зловредный. Ни единому человечьему духу в лес ступить не давал: кого в болото уведет, кого и вовсе изведет. А коль находились смельчаки ступить на ту лесную тропку, дык и те уходили ни с чем! Вот какая незадача: не желают ягодки-грибочки в корзинки лезть, под листочками хоронятся, в травке-муравке затаиваются. А под каждый-то листок не заглянешь, каждому кусту поклон не отобьешь! Кто спину не пожалел, и то остался с носом! Ягодки-то, поди же, заговоренные, из корзинки прыг да скок, прыг да скок и обратно на полянку катятся.
Никому не отдавал зверь свои сокровища. Кроме тех, кого сам же и взял под крыло.
↟ ↟ ↟
По лопастям водяной мельницы бурно вода ниспадала. Крутились и крутились старые жернова. Не мололи те муку, но мололи жизнь, в привычный круг воротившуюся. Поднявшаяся прежде кутерьма, почитай, что взбаламутившая ногами вода, вся в мелкой иловой взвеси, не видно ни зги, но дай токмо срок – осядет на дно. Все устаканится, все сложится. И ясная картина предстанет пред очами.
Людвиг притерся на мельнице-колесухе котом блудным, прикормленным. Ночи ночевал в деревне, где продолжал снимать комнатушку. Зарабатывал себе на кров подработками там-сям. Умельцем парень сыскался на все руки мастер. Коль руки с ногами иной раз не подводили. Залатал-таки церковную крышу заместо горемычного Карла. Гвоздей не наглотался, но тоже отличился, вниз котелком навернуться успел, благо, тот и раньше дурной был, да и куст подсобил, смягчил падение. И пусто, что куст шиповника. Долго Юшка реготала над везением черным молодца, покуда Пыля из него колючку за колючкой выковыривала. За сие правое дело сыскал МакНулли у деревенских почет и уважение. На мельницу же захаживал без малого каждый день, верно, медом ему намазано тут было. Пособлял с хозяйством, на пару гогоча, выпекал с травницей пироги, донимал баггейна расспросами про народец скрытый. Фейри перво́й рявкала, а позже уяснила, куда проще ответить – скорее отвяжется, репей приставучий.
Бывало, засядут вечерами томными на завалинке оборотень и человек. Первый слово держит, «мудростями», сокрытыми от людского ума, делится, покуда второй неистово строчит под лучину.
Изъяснялась Юшка, лениво пережевывая травяную жвачку, что бывалые моряки табаком жевательным балуются. Намедни полюбопытствовал