Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым. Отсутствует
нашего великого демократа. В общем, к концу учебного года я пришел к нему и сказал: «Юрий Николаевич, я вижу, что у нас с вами ничего не получается…» Он отреагировал даже как-то по-доброму: «Да, понимаю… давайте я вам кафедру сделаю? Хотите кафедру медиевистики?» Все бы хорошо, но я не медиевист, в чем и признался. Я сказал ему, что Галина Андреевна Белая предлагает мне работу профессором на кафедре сравнительного изучения литератур, где я уже числился. Там и остался. Ею тогда заведовала Нина Сергеевна Павлова.
– Что особенного было в РГГУ, когда вуз только создавался?
– С одной стороны, было, конечно, замечательно после жестко дисциплинированных советских заведений прийти в вуз, где – делайте что хотите, чувствуйте себя свободным. Туда пришло много людей, ранее не преподававших, из ИМЛИ, еще откуда-то. Они были страшно этим увлечены, им просто хотелось говорить, общаться со студентами, и они это получали сполна. Но я, как человек уже до этого 20 лет проработавший в вузе, опасался, что мы никого ничему не научим: это не обучение, это общение. Студенты приходили к кафедральному самовару в переменку, забегали выпить чашечку чая…
– Этот подход не требовал системности?
– Даже система была понятием слишком жестким. Афанасьев ездил по университетам мира, из каждого университета он привозил какую-то новую свободомысленную задумку. Я прекрасно помню, как он приехал и сказал: «Экзаменов не надо! Все должно решаться в течение семестра». На факультете также была масса фонтанирующих идей… С трудом отстояли лекции: на радикальные предложения их отменить от более молодых преподавателей с зарубежным опытом ответил на одном из Советов Алексей Матвеевич Зверев. Рассказал, как он, читая лекцию по современной американской литературе в каком-то звездном университете – Беркли или Стэнфорд, – упомянул Вольтера. Тут же любознательный американский юноша поднял руку: «Who is this French guy?»
– Галину Андреевну Белую, декана факультета, очень любили студенты…
– Да, в РГГУ дверь к Галине Андреевне была всегда открыта… Толпа валила к ней. Я человек гораздо более иерархичный. Я полагаю, что должен быть порядок, порядок в отношениях. Довольно скоро, в одной из наших привычных бесед с Галиной Андреевной, я не мог не предупредить: «Скоро у нас будет первый выпуск, и вы будете огорчены. Это будут плохие дипломы, это буду плохие ответы на экзаменах». Она изумилась: «Быть не может! У нас такая свобода, такой либерализм! У нас лучшие в мире студенты!» Вы понимаете, когда эти лучшие в мире студенты выступили с дипломами и с ответами на экзаменах, оказалось все чрезвычайно печально, и она должна была это признать, сильно огорчаясь. Мы их ничему не научили, или, точнее, они ничему не научились. Потому что они не учились, они приходили слушать публичные лекции. Потому что по сравнению с выпускниками провинциальных вузов, у которых знания обязательной программы от зубов отскакивали, эти получали эклер, не научившись есть черный хлеб. Они не получили необходимые знания, но к ним приходили и рассказывали