Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени. Владимир Васильев
вообще? Возможно ли построение общей типологии романа? Как быть с другими жанрами? Возможно ли решение сверхзадачи – построения структурно-типологической истории русской литературы!? И т. д. и т. п. – вопросов здесь возникает очень много.
Вот что пишет, например, Ю. М. Лотман о данной проблеме в связи с изучением русского классического романа ХIХ века. «Роман представляется столь живым, многообразным и текучим явлением, он настолько связан с изменчивыми формами злободневной реальности, что опыты типологического изучения произведений этого жанра могут показаться заранее обреченными на неудачу. Естественным представляется вывод: сколько крупных художественных произведений в жанре романа, столько и различных сюжетов. Такое представление имеет тем большее основание, что авторы XIX в. сознательно стремятся к неповторимости своих сюжетов. <…> Тем более заметны неудачи применения к роману модели, разработанной В. Я. Проппом для волшебной сказки. Все опыты расширительного толкования пропповской модели и применения ее к нефольклорным повествовательным жанрам (от чего решительно предостерегал сам В. Я. Пропп) дали, в общем, негативные результаты. Причину этого следует искать в принципиальном отличии сказочного и романного текста. Структура волшебной сказки отличается простотой и устойчивостью. Она имеет “закрытый” характер и, если говорить не о генезисе, а о взаимодействии с миром внехудожественной реальности, на протяжении своего тысячелетнего бытования предохранена от контактов»253. Мы совершенно согласны с тем, что не стоит тратить время и пытаться применить модель волшебной сказки к роману (а попытки сделать это продолжаются и сегодня). Надо применять не модель, а метод, который позволяет описать имманентные повествовательные структуры литературных текстов и создать на их основе соответствующие модели. Метод, продемонстрированный нами при анализе литературных текстов, можно сблизить с «методом В. Я. Проппа». (Собственно, в обоих случаях это структурно-типологический метод.) Модели и преподобнического, и мученического жития легко описать через понятие «функция». При этом сходными окажутся и некоторые выводы. Например, постоянными величинами будут функции (или описанные нами элементы), переменными – действующие лица. Только количество функций будет в обеих моделях меньше, чем в пропповской, количество же персонажей, наоборот, не ограничено.
В. Я. Проппом выстроена одна модель. Она предстает как жанровая и сюжетная одновременно (заключает в себе сюжет, присущий одному жанру, – волшебной сказке). Мы столкнулись с ситуацией более сложной.
Структура сюжета о Христе и Антихристе сама по себе является моделью. Ее основные характеристики состоят в том, что она архетипическая, генетически исходная254.
К ней восходит целый ряд литературных моделей, например, как мы могли убедиться, модели жанровых разновидностей жития. В данной главе мы рассмотрели только две разновидности и, соответственно, выстроили две модели: модель преподобнического
Лотман Ю. М. В школе поэтического слова: Пушкин. Лермонтов. Гоголь. М., 1988. С. 325–326.
В. Я. Пропп, отвечая К. Леви-Стросу, писал о своем исследовании: «Полученная схема [волшебной сказки] – не архетип, не реконструкция какой-то единственной никогда не существовавшей сказки <…> а нечто совершенно другое, это единая композиционная схема, лежащая в основе волшебных сказок» (Пропп В. Я. Структурное и историческое изучение волшебной сказки // Пропп В. Поэтика фольклора : собр. трудов. М., 1998. С. 219). «Композиционную схему» В. Я. Пропп именует также моделью. (См.: Там же. С. 222).