Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени. Владимир Васильев
в этом отношении повести рязанского цикла.
В «Повести о Николе Заразском» (ХIII в.)261 святой угодник является во сне неженатому еще князю Федору Юрьевичу Рязанскому со словами: «И умолю о тобе всемилостиваго и человеколюбиваго Владыку Христа Сына Божия – да подарует ти венець царствиа небеснаго, и жене твоей, и сынови твоему»262.
Уже само обещание героям «венца царствиа небеснаго» есть не что иное, как предсказание мученической смерти. Оно определяет соответствующее развитие связанной с ними сюжетной линии. Все происходит так, как предсказал Никола. Князь Федор Юрьевич был отправлен с дарами к Батыю уговорить его не воевать Рязанскую землю. «Безбожный царь Батый, лстив бо и немилосердъ, приа дары, охапися лестию не воевати Резанскиа земли <…> И нача просити у рязаньских князей тщери и сестры собе на ложе». Один из рязанских «вельмож» из зависти донес Батыю, что Федор имеет красавицу жену, княгиню царского рода. «Царь Батый лукав есть и немилостивъ в неверии своем263, пореваем в похоти плоти своея, и рече князю Федору Юрьевичю: “Дай мне, княже, ведети жены твоей красоту”». На что «благоверный князь» посмеялся и ответил: «Не полезно бо есть нам християном тобе нечестивому водити жены своя на блуд. Аще нас преодолееши, то и женами нашими владети начнеши»264. За смелый ответ Батый велел убить Федора. А жена его Евпраксия, услышав о гибели мужа, «абие ринуся ис превысокаго храма своего и сыном своимъ со князем Иваном Федоровичем, и заразишася до смерти»265.
Может показаться, что княгиня Евпраксия совершила тягчайший грех с точки зрения христианских представлений: она убила себя и своего сына. Но это поверхностный смысл. Ни самоубийства, ни сыноубийства, а значит и греха, здесь нет. Смерть князя Федора, его жены и сына предстает как мученическая казнь от рук внешнего врага. Никола вымолил у Христа «подарок» для них – мученический венец, предстающий символом супружеской любви, верности и святости. Аналогичные смыслы несет один из рассказов «Волоколамского патерика» о плененной татарами русской девушке. Она спросила у пленника, инока: «“Господине отче, разумехъ, что хощетъ мне сотворити безаконникъ сей; и аще ударю его ножемъ, несть ли мне греха?” Онъ же рече: “Богъ благословитъ тя, тщи: сего ради онъ, разъ-ярився, убьетъ тя, и будеши съ мученики”. И пришедъ онъ, и восхоте коснутися ея, она же удари его ножемъ въ руку. Онъ же разъярився, вземъ мечь, изсече ея, – и бысть мученица Христова»266.
В той же «Повести о разорении Рязани Батыем» князь Юрий Ингоревич призывает воинов перед боем с татарами: «О господия и братиа моа, аще от руки Господня благая прияхом, то злая ли не потерпим! Лутче нам смертию живота купити, нежели в поганой воли быти. Се бо я, брат ваш, напред вас изопью чашу смертную за святыа Божиа церкви, и за веру христьянскую, и за очину отца нашего великаго князя Ингоря Святослави-ча»267. В данном тексте убиенные в сражении с татарами рязанцы представлены
Д. С. Лихачев отмечал, что цикл рязанских повестей «не имеет единого автора: он слагался в течение почти двух столетий» (Лихачев Д. С. Повести о Николе Заразском // СКИК. Вып I. (ХI – первая половина ХIV в.). Л. 1987. С. 332). «Повесть о Николе Заразском» и связанная с ней «Повесть о разорении Рязани Батыем» цитируются по самому раннему и единственному списку ХVI века, опубликованному в ПЛДР.
Повесть о Николе Заразском // ПЛДР. ХIII век. С. 180.
Также говорится, что он желает «Рускую землю попленити
Там же. С. 184, 186.
Там же. С. 186.
Волоколамский патерик // Древнерусские патерики. М., 1999. С. 101.
Повесть о разорении Рязани Батыем. С. 186. (В параллельном тексте-переводе последняя фраза дана в следующем виде: «Лучше нам смертью славу вечную добыть, нежели во власти поганых быть». Возможно, это случайный недочет, речь идет не о вечной славе, но о вечной жизни, которую мученик «покупает» своею кровью. (В связи с этим интересно переосмысление традиционной воинской формулы с догматической точки зрения Иваном Грозным. В Первом послании к А. Курбскому царь пишет, что беглый воевода в свое время проливал кровь на поле брани не за православие, а ради чести и богатства. «И сие убо Богови неприятно есть; паче же удавлению вменяется, еже славы ради умрети», – заключает он (Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1993. С. 42).