Сюжетная типология русской литературы XI-XX веков (Архетипы русской культуры). От Средневековья к Новому времени. Владимир Васильев
литературоведения в сторону «аналитической» или «глубинной психологии». Таким образом, налицо формирование междисциплинарного поля исследования, которое не является ни собственно литературоведческим, ни психоаналитическим. Его нужно определить как культурологическое257. Как видим, здесь открываются новые, неизведанные возможности прочтения, казалось бы, давно прочитанных и исследованных текстов.
Сторонники идей К. Г. Юнга склонны ограничивать представления об архетипическом пределами мотива, образа, идеи и т. п., при этом с сомнением относясь к наличию архетипических сюжетов. См., например, определение Е. М. Мелетинским архетипических мотивов как «постоянных сюжетных элементов, которые составили единицы некоего “сюжетного языка” мировой литературы». Исследователь вполне справедливо замечает, что данное ограничение вытекает из работ самого К. Г. Юнга. «Сразу бросается в глаза, что юнговские архетипы, во-первых, представляют собой преимущественно образы, персонажи, в лучшем случае роли и в гораздо меньшей мере сюжеты»258. Выявление архетипического сюжета – сложной конструкции, включающей множество мотивов, различные образы и роли, – означает (с определенными оговорками), что в научный оборот вводится архетип, не описанный К. Г. Юнгом и его последователями. Тем самым существенно проясняются, конкретизируются наши представления об архетипическом.
После всего изложенного мы с полным основанием можем утверждать, что житие, написанное в ХI веке, рассказ, увидевший свет во второй половине ХХ века, в сущности (то есть в своем структурном основании), выстроены по одному и тому же сюжету. В своей глубинной семантике это тождественные (не абсолютно) тексты. В этот ряд мы можем включить роман ХIХ века и многое другое. (Подчеркнем еще раз, что выявление специфики каждого конкретного произведения всякий раз необычайно важно. В ней – пульс и живой дух эпохи.) Сюжеты, реализовавшиеся в русской литературе ХIХ–ХХ веков, возникли тогда, когда не было не только новой литературы, но даже письменности на Руси, более того – не было самой Руси. Если бы данные положения были сформулированы в начале работы, они, без сомнения, показались бы весьма сомнительными. Современное гуманитарное сознание не всегда готово к буквальному восприятию такого рода тезисов. (Это мы хорошо знаем по опыту.) Хочется надеяться, что представленный материал делает их доказательными.
И еще одно следствие из всего сказанного: изучение начального этапа развития русской литературы (ХI–ХVII веков) является предпосылкой и совершенно необходимой основой изучения литературы ХVIII–ХХI веков. Принцип историзма – неотменимая составляющая научного подхода. Выясняется, что можно всю научную жизнь посвятить изучению какого-либо периода или творчества классика нового времени и оказаться вне понимания изучаемого предмета только потому, что ты не знаком с архетипическим основанием культуры нового времени.
Глава 2
«Воинская
Культурологическое предметное пространство по природе своей носит междисциплинарный характер. В нашем случае в нем сошлись не только литературоведение и аналитическая психология, но и факт исторический, вопросы религиоведения (и богословия), данные лингвистики, искусствоведения, философии и пр. Это пространство синтеза, оно потенциально открыто и для других смежных дисциплин.
Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994. С. 5, 6.