Уходить будем небом. Татьяна Свичкарь
сгрёб вещи и вернулся в баньку. Постучал, но никто не откликнулся, и он вошёл. Предбанник напоминал комнату. Здесь стоял диван, был и стол. Тут гости пили чай. Следующая комната – душевая, а дальше уже сауна. Том прошёл в душевую, постучал:
– Эй, ты там живая?
– Ага, – тихий, испуганный голос.
– Верю на слово. Я вот тут на стуле кладу, чего тебе надеть. Как будешь готова – выходи. Чай станем пить.
Он вернулся в предбанник, поставил чайник. Достал из шкафа печенье, чашки, забытый кем-то апельсиновый джем в банке. Вся история эта ему определённо не нравилась. Эта девица сбежала из дома? Или она и вовсе сумасшедшая, весеннее обострение, из больницы рванула? Странно, что Андрея девушка испугалась. А его, Тома, вроде бы не очень. Впрочем, он ей и испугаться-то не дал времени. Вон, сгрёб в охапку и притащил. Но что она теперь может наплести про него своим друзьям?…
Пахнуло теплом из открывшейся двери, по полу прошлёпали босые ноги. Том обернулся. Девчонка стояла на пороге. Рыжеватые волнистые волосы до пояса, на лбу колечками чёлка. Капли пота на лице. Глаза опухшие, как будто плакала. И губы тоже пухлые, детские.
– Садись, – сказал он, – Бери чашку. Чай прямо кипяток. То, то надо. Ты есть хочешь?
Она нерешительно прошлёпала через комнату, села. Робкая, как собачонка, которой в любую минуту могут указать на дверь. Стойте-ка, а она, кажется, прислушивается к чему-то и испуганно поглядывает в сторону двери и окна.
– Ты от кого прячешься? – прямо спросил он.
Она тут же поднялась:
– Я пойду. Спасибо. Вы сказали, что я смогу уйти куда захочу.
– Да не бойся ты, ёлки-палки. Никого я не собираюсь звать, чтобы тебя забрали. Но я-то должен знать, от кого ты убегаешь, и куда тебе надо добраться. Может, я помогу.
– Вы помогли. Спасибо. Я так нагрелась! А было так холодно!
Он покивал:
– Так куда ты все-таки идёшь?
– Мне… мне наверное надо в милицию… Но я туда тоже боюсь идти.
– Эх ты… Где ты теперь милицию возьмёшь? Полиция уже давно…
Девчонка смотрела на него во все глаза, как будто он сказал, что единственное место, куда ей можно идти, теперь недоступно.
– А она тем же самым занимается, что и милиция?
– Ну да. Говорят, вроде бы профессиональнее немножко. Но я не знаю. Не проверял. Тебя как зовут-то?…
Она помелила, прежде чем сказать, как будто её имя было тайной, дорого стоило. Потом сказала, но неразборчиво. Он переспросил:
– Соня?
– Саня. От Александры. А вы… вы давно тут живёте?
– Так. Сейчас соображу. Четвёртый год… а что?
– И что вы здесь делаете?
– Да ничего особенного. Лошадок вот держу. Туристов катаю. Рассказываю им про наши леса-горы. А ты чем занимаешься?
Лицо девочки стало жёстче. Он не мог определить, сколько ей лет. Четырнадцать? Шестнадцать? Связываться с несовершеннолетними было опасно. В это время у них