Рехан. Цена предательства. Евгений Кенин
в грудь кулаком Усман, – маскировка должна соблюдаться при любых условиях. Белые пятна мне в отряде не нужны. Подбери им ботинки, шерстяные носки и… наручники с цепочкой. Ты слишком хорошо о них позаботился, – то ли осуждая, то ли хваля, заметил Усман, – они похожи на хорошеньких домашних овечек. Боюсь, что Султану это не понравится. Но он поймет, – подбодрил он вконец расстроенного Ахмета, – ведь так нужно было. В конце концов – это был его приказ.
Ахмет кивнул, исподлобья глядя на рыжебородого.
– Как тебе это удалось? – без особого интереса спросил Усман.
– Тетушка Марийат все делала, я сам брезговал, так, помогал только, – с готовностью отозвался чеченец, – другое дело – женщина.
– Хорошо, – оборвал его Усман, – готовь их к выходу, накорми. Они идти смогут?..
– Смогут, – заверил Ахмет.
– В полночь выходим, – с этими словами Усман вышел из комнаты, на ходу приветливо здороваясь с хозяйкой, тетушкой Марийат.
Через несколько минут перед Пашкой и окончательно очнувшимся Виталей, растерянно моргающим по сторонам, лежали стопкой два пахнущих новым камуфляжа германского образца и две пары берц. Вот и сбылась мечта идиота, подумал Пашка, поменял обувку.
Виталя, тоже чувствуя себя неуверенно в одном нижнем белье, поспешил одеться, по солдатской привычке начиная со штанов и обуви.
Хозяйка принесла два еще горячих лаваша, немного мяса и чистой воды в кувшинчике и парни, забыв на пару минут о тревоге, шагнувшей в комнату вместе с Усманом, смели все с аппетитом. За все это время они не перекинулись ни словом, и только после того, как Марийат унесла большую плоскую тарелку без оставленных на ней крошек, Виталя спросил мрачно уставившегося в одну точку товарища:
– Что мы здесь делаем?
– Глупее вопроса не мог придумать? – отозвался Пашка, – не знаю. Наверное, привели в божеский вид перед продажей. Ты же не забыл, что без пяти минут раб? – насмешливо скосил глаза на Виталю.
– Вот козлы, – тот только страдальчески поморщился, – слушай, я толком не помню ничего. Били, помню… А потом все как-то урывками.
Поднял глаза на Пашку и тихо засмеялся.
– Ты чего? – не понял Пашка.
– Ну и отоварили тебя, – выдавил из себя Виталя, продолжая смеяться тихим истерическим смехом, – у тебя же вся рожа раскурочена, мама родная не узнает. Я проснулся, гляжу – урод какой-то рядом лежит, перепугался.
Пашка усмехнулся:
– Ты на себя-то в зеркало глядел? Думаешь, выглядишь лучше?
– Нет… Нет тут зеркала, – сдавленно заливался Виталя.
Не удержавшись, Пашка тоже засмеялся. Отсмеявшись, почувствовал, как напряжение понемногу отпускает зажатое тело, замолчал вновь. Нездоровое это веселье.
В соседней большой комнате, до того лишь скромно позвякивающей посудой и переговаривающейся негромкими голосами, задвигалось. Застучали отодвигаемые стулья, знакомо забряцало оружие. Слышно было, как боевики поочередно