Поле жизни. Маргарита Гребенникова
Иван Васильевич! Пришли документы о вашем освобождении. Ознакомьтесь с документом: в каких местах разрешается проживать.
Я неоднократно писал обращения к М. И. Калинину, передавал их людям, уезжавшим на Большую землю. В тот момент не верилось, что я свободен и закончились многолетние мучения в неволе. За прошедшие годы часто вспоминал совет родителя в 1914 году:
– Ваня, надо закрывать дело, переводить капитал за границу и уезжать.
– Почему, папаша?
– Хорошего ждать не приходится: быть большой смуте и разорению. Всё потерять можно.
Как в воду глядел. Остался я у разбитого корыта – ни кола ни двора. Срок отбывал, уцелел чудом, а брата Сашу, офицера, расстреляли после революции. И вы были по миру пущены, остались без родителей. Простите меня, доченьки!
Бедный дедушка! Как намучился. А я ничего не знала. Теперь понятно, почему меня обзывали «внучкой буржуя».
Как хорошее быстро заканчивается: тётушки собрались в дорогу. Тётя Маруся в хлопотах, две сумки полны продуктов:
– Захватите ещё картошки, моркови, лука.
– Спасибо, Мария Ефимовна! Сумки тяжеленные, их бы довезти.
Я по собственному опыту знала, как вкусна картошечка, когда есть нечего… Дом опустел, грустно стало без тётушек, захотелось увидеть маму.
Тёте Марусе нездоровилось: два года назад, зимой, поскользнувшись на ступеньке во дворе, упала, ударившись спиной. Появились боли, стало труднее ходить. Я растирала ей позвоночник настоями и мазями, а улучшения не было.
Доктор советовал не медлить, а ехать в Калинин на обследование и лечение.
Дедушка собирался покупать дом в конце деревни, там лес подступал к усадьбе. Мне изба не понравилась; наверно, ей сто лет: брёвна потемневшие, половицы прыгают под ногами – того гляди, провалишься.
– Дедушка, здесь плохо. Почему ты покупаешь этот сарай?
– Хороший дом стоит дорого. А я здесь сделаю ремонт, и будет свой угол.
– А где ты раньше жил?
– Что вспоминать? В нашем родовом гнезде районная больница, там светло и просторно. Только бы Маруся поправилась, а с трудностями я справлюсь:
– Когда будете с мамой старенькие, я вас буду кормить супом с мясом и белым хлебом со сметаной, – вероятно, это меню казалось мне верхом довольства и сытной жизни.
Тётю Марусю дедушка отвёз в Калинин и сразу вернулся на работу. Через две недели врач сказала маме, что тётю Марусю переводят в туберкулёзный диспансер, недалеко от города.
Стал привычным наш маршрут: на пригородном поезде до полустанка, а там пешком по лесной дороге. В сосняке стояло двухэтажное здание, в большом зале – кровати с лежачими больными.
– Мария Ефимовна, дочки приехали, – сообщала нянечка.
На побледневшем, похудевшем лице тёти Маруси радостно светились глаза:
– Я вам еды припасла в тумбочке. А вы опять с гостинцами, мне хватает, не тратьтесь. Если найдёте, привезите нитки и крючок. Что-нибудь свяжу вам на память.
В одно из посещений я заметила у неё на тумбочке