Поле жизни. Маргарита Гребенникова
и тепло.
– Надо встретить Динку, – подумала я, засыпая.
После Пасхи получила от жизни подарки – похвальный лист за окончание первого класса и известие об окончании войны: победа! Помню, что люди обнимали друг друга, радовались и плакали. Я понимала, почему заливалась слезами тётя Нюра: никогда не вернётся домой её Гриша. Знаю, что осталась одинокой до конца дней своих. В редком доме не горевали вдовы и матери.
В классе я подружилась с Тоней, девочкой самостоятельной, рассудительной. Она была внучкой лесника, а её маме, тёте Стеше, он приходился свёкром. Жили мы по соседству, и я часто захаживала к Тоне. Разглядывала фотографии, размещённые на стене в деревянной рамке. Тоня объясняла:
– Это папа, я его помню, а Вася грудной был, когда война началась, ему и вспомнить нечего. Маму жалко: достанет похоронку и плачет. Бабушка стращает её: «Глаза выплачешь, красота завянет…»
Тётя Стеша симпатичная, высокая, стройная, тяжёлые русые косы короной на голове, а взгляд голубых глаз может сверкнуть стальным блеском или обогреть лаской. Похоже, что в колхозе она первая скрипка. Председатель часто навеселе, за глаза зовут его балаболом, уважением не пользуется. Тётя Стеша – бригадир, работает за себя и за того парня.
– А пойдёмте-ка в сторожку, навестим родных. Прислали агронома – на пару дней дела можно оставить. Спроси у дедушки, чтобы отпустил с нами.
И вот идём мы узенькой тропинкой, стараясь не примять стебли льна, срываем для венков васильки. Пастельная прозрачность неба проигрывает перед их броской красотой.
– Всё васильки, васильки, – запевает тётя Стеша, мы подхватываем: – Много их выросло в поле… Песня жалостная, про несчастную Олю.
До сторожки добираемся утомлёнными, но радостными, наши головы украшают венки из васильков. В заливистом лае зашёлся Дружок, предупреждая о нашем появлении. Дверь открылась, хозяйка поспешила навстречу:
– Гости дорогие, проходите, заждались вас.
Моё воображение заранее нарисовало картину неказистой избушки на курьих ножках. А сейчас залюбовалась большим домом с резными голубыми наличниками.
Вскоре собрались за продолговатым столом, на котором благоухали в веточках укропа солёные рыжики, грузди, огурчики, а в центре – чугунок рассыпчатой картошки, румянилась яичница.
– Как чуяла, хлеб сегодня испекла, – Мария Васильевна, хозяйка, отрезала от каравая пышные ломти.
Я знала Марию Васильевну и её дочку Лену, с представителями младшего поколения, близнецами Толей и Сашей, быстро познакомилась. Беда не миновала гостеприимный дом. В сорок втором извещения на погибших сыновей хозяев пошли одно за другим…
Взрослые не могли наговориться, мальчики взяли нас в дружеский «полон», и мы вскоре оказались в густом малиннике. Меж листьев – огоньки божественного нектара, спелые ягоды таяли во рту. Я прошла подальше, остановилась, огляделась по сторонам. Макушки могучих сосен и елей, казалось, терялись где-то под облаками. Ёлочки поменьше набирались соков из земли, чтобы со