Поле жизни. Маргарита Гребенникова
на печку, на полатях лежал мешок с горохом. Расковыряв в нём дырочку, доставали по горошине, а потом, набрав горсть, я раскладывала на тканой дорожке «счётный материал», то прибавляя, то убавляя его количество. Мы наперегонки считали, а потом скатывались по ступенькам на пол.
Валя просила, чтобы я рассказала какую-нибудь историю. И тут фантазия уводила меня далеко, придумывала сюжеты на ходу, вплетая их в уже знакомые.
– В тот раз не так было, – недоумевала подружка.
– Не нравится – сочиняй сама.
– Я не умею!
Жизнь шла своим чередом. Впервые я оказалась в счастливой близости к природе, и её изменчивость, незабываемые картины в разные времена года навсегда остались в моей памяти.
Миновала осень, телегу сменили сани. Красотка бежит ровно, старается, чтобы мы не опоздали в школу.
Кажется, что сосны и ели стали меньше ростом. Как в белой перине, утопают их стволы, на игольчатых ветвях пышными шапками лежит снег, укрывая от студёного ветра вечнозелёных красавиц.
Не стало Кузьки. Предсказание Вали сбылось. И когда тётя Маруся наливала из чугунка наваристый суп, я сидела за столом, не притрагиваясь к ложке, рукавом утирая слёзы:
– Кузьку едят. Как они не понимают, что я не могу есть моего друга!..
Случалось, я сопровождала тётю Марусю, когда она навещала больных. Вот и сегодня я её помощница: аккуратно несу железную коробку со шприцами.
Нас приветливо встретила молодая женщина Татьяна:
– Мария Ефимовна, с мамой плохо. Как принесли похоронку, так сердце и хватает.
Тётя Маруся ласково, с сочувствием успокаивала Елену Ивановну, сама в это время мыла руки, набирала шприцем лекарство, я, как заворожённая, наблюдала за её работой.
– Теперь станет легче, пейте таблетки, я оставлю и буду вас навещать.
– Спасибо, что бы мы делали без Вас. Вот гостинец, примите, – Татьяна протянула корзину, прикрытую полотенцем.
– Уберите, самим пригодится. Сейчас горе ко многим заглянуло: у Риты отец погиб, у Ивана Васильевича – дочка. Всем тяжело.
– Спасибо Вам за ваше доброе сердце!
Я не раз слышала эти слова, обращённые к тёте Марусе. И мне хотелось быстрее вырасти и лечить больных, как она. Часто я относила таблетки Бычковым, их дом стоял на краю деревни. Робея, поднималась по ступенькам крыльца, стучала в дверь.
– Ангел мой пришла, – встречала меня бабушка Аграфена, – проходи. Федя, сейчас полегчает, лекарство принесли.
Федя возвратился с фронта после тяжёлого ранения, контуженный. Слышала тихие стоны, боялась глянуть в его сторону. Взрослые говорили, что он не жилец. Ему двадцать лет, как папиному брату Славе. Тот погиб, а Федя вернулся и мучается. Бедный…
Вскоре односельчане провожали Фёдора в последний путь. Я стояла под кроной вековой сосны деревенского кладбища и смотрела, как тяжёлые комья падали на крышку гроба воина, жизнью своей защитившего родную землю и принятого ею.
Не успела оглянуться, как повеяло весной. Небо будто выше стало, в лесу сосны и ели расправили плечи-ветви,