Город на крови. Максим Городничев
держателе, лужицу жидкого мыла для рук и использовал ее как шампунь. Включил напор на максимум. Капли – дробинки свинцовые, по плечам и по спине хлестали. Вытерся жестким полотенцем, точно наждачкой прошелся.
Рябинин смотрел на свое отражение в квадратном зеркале, криво повисшем напротив его носа, глаза усталые, но улыбка сама наползает на губы – опер, блин, теперь ты оперативник, мужик, в самом крутейшем отделе Москвы.
Он долго бродит по квартире, натыкаясь на дверные косяки, углы и пару раз подвернувшийся холодильник. В какой-то момент заваливается на кровать, пару минут таращится в потолок, потом подхватывает пульт и клацает кнопку включения. По ящику вовсю крутят заставку популярного шоу, быстро сменяющуюся огромным черно-белым барабаном, потом камера переползает на название программы «Поле чудес», и стекло лучевой трубки рисует набриолиненного седоватого мужика с пышными усами и резкими морщинками на лбу. Сегодня ж не пятница? Опять дыры в эфирной сетке Якубовичем латают.
Родион переключил канал, ворвавшись в трансляцию очередной ассамблеи Организации Объединенных Наркотиков, правопреемницы Лиги Наркотиков, скривился как от боли, и убил телевизор, лишив ящик питания. Пройдя в кухню, он достал из пузырька две таблетки аспирина, обезболивающее полетело в рот, с трудом пролезло в горло. Лейтенант поморщился, аспирин не сахар. Запил водкой, заодно глотку прокалил. Показалось, таблетки в его желудке зашевелились, пытаясь вернуться к семье. Трещины на обветренных губах тоже неприветливо ожгло спиртом. Рябинин облизал их, чтобы щипало подольше. Зато ребра отпустило.
Подошел к окну, попутно включив радио. Створки при его приближении услужливо распахнулись, Родион с удовольствием впустил свежесть, уставившись на циклопический город, дымящий трубами и гудящий поездами, где вот-вот собирались выработать единую схему планировки, но пока не выгорало. А Марина Цветаева еще в 1911 году оплакивала домики старой Москвы. «Из переулочков скромных все исчезаете вы… Домики с знаком породы, С видом ее сторожей, Вас заменили уроды, – Грузные, в шесть этажей». С тех пор пила застройки стала куда как зубастей, а томных прабабушек сменили гиперактивные бизнес-леди. Только нахохленные воробьи с промокшими крыльями, гнездясь на крышах без разбора, набело уравнивали в правах целый мегаполис.
Тумблер приемника долго шипел в поисках полезного сигнала. Частотная игла прыгала, зашивая раны проволочными электроимпульсами. Наконец полумрак кухни осветился слабым зеленоватым светом.
«И в город любви ты приглашай
Нежно прошу меня обнимай» – полилось из засаленного динамика. Захотелось еще выпить.
«Ты веселый парень, ты прекрасней всех,
Нас соединила ночь земных потех…».
– Ну давай, иди сюда, приглашаю тебя в город любви, – сказал Рябинин голосу, но радио в обратную сторону не передавало. Захотелось нажраться.