Главный переход. Пантерина Трамич
Передайте Мише, что я его очень, очень люблю. Но он заслужил большее, нежели я, поэтому… Поэтому не увидимся, наверно.
– Странно. Всё это странно.
Мишина мама пожала плечами, всхлипнула и, моментально спустившись с насыпи вниз, открыла узенькую дверцу свою. Оглянулась. Помахала дяде Лёше и шагнула внутрь.
Взгляд вызволителя прошерстил весь корабль и не нашёл альтернативных дверей. Одни лишь каютные окна. Они уютно золотились или спали, отражая свет фонаря. Корабль сделал предупредительный сигнал об отплытии и тронулся с места.
Опять лицо обдал прохладный солёный бриз, и сторож, провожая глазами корабль, подумал, что сам не отказался бы вечно плавать на подобном судне. Чудо, с достоинством, скрылось в нечистой мгле, пробасив пару раз напоследок, и только тихий свет и шлейф морской свежести длились какое-то время здесь, в этом мире. А после – и терпкая тёмная хмарь, и запах – взяли своё, и вызволитель понял, что замерзает.
XI. Призрак с улицы Гиляровского
Выйдя на привычную и более-менее светлую Пантелеевку, он достал из носка полученные от Мишиной мамы предметы и пустился рассматривать их. Бутылочка имела классический вид и грела ладони, а жидкость внутри золотилась, готовая оживить следующую душу хоть сейчас. Положив ценность в карман, развернул вчетверо сложенную бумажку с инструкцией. В ней значилось следующее:
«Индустриальный проезд. Заброшенный деревянный дом у железнодорожного переезда. Софья Львовна. Умерла в 1949 году. Вызволение должно состояться в ночь со 2-го на 3-е июня. Удачи Вам. Иеремиила».
«Понятно, второго…» – пробормотал и заторопился на пост.
На посту – тишина. Сеня с Михалычем решили не играть в домино (да и надобности не было, дядя Лёша отсутствовал чуть больше получаса), оба сидели с унылыми физиономиями и тупо пялились в окно. Когда дядя Лёша показался в дверном проёме, Михалыч протянул сонным голосом:
– Чайник включи, глотка сохнет.
Сторож включил и сел рядом, аналогично уставившись в одно из окон. Так они и сидели втроём и до чая, и после чая, будто кого-то ждали.
Под утро Сеня, с силой разжимая смыкающиеся веки, прошептал:
– Ой, что это? Кто-то в белом ходит, девка какая-то. Ёлки! По нашей территории!
– Где? – удивился Михалыч, а Степаныч припал к стеклу.
Сеня сзади докладывал:
– Видишь? Вон, как будто в тюль завёрнутая. Больная какая-то… Проверю пойду.
– Подожди, – отрезал дядя Лёша, отметив про себя, что это точно не Иеремиила.
– Да что там у вас? – подошёл Михалыч. – И где? Я никого не вижу.
– Да вот же, да вот она опять к нам идёт, – не унимался Сеня.
– Пустой двор, вы чего, охренели?
– Может. Может, и кажется. Сень, ты сиди, я сам проверю пойду.
– Это почему?
– Потому. Я старший.
И вызволитель вышел на улицу, рядом – никого… лишь хлопья тополиного пуха. Степаныч прошёлся вдоль сторожевой, завернул за угол и – замер на месте.
– Вы не бойтесь меня… Я просто