Проект «ХРОНО». За гранью реальности. ЛИХОБОР
сын, и голос этот, почти забытый уже, вдруг разорвался в голове Лопатина бомбой, губы задрожали, и из глаз хлынули слезы. Он понял, что видит призрака. Опять попытался вырвать свои ладони, но вновь без всякого успеха.
– Я так давно хотел с тобой поговорить, папа! Очень было тяжело видеть вас всех и не иметь возможности дать о себе знать. Прости меня, папа. За все прости! Я знаю, что вы пережили. Что мать так и не смогла перенести моей смерти. Но так было нужно, отец, и, если бы можно вернуть все вспять, поверь, я поступил бы так же. – голос сына как будто шел изнутри его, Василия, головы, и одновременно окружал со всех сторон. Весь мир вокруг просто перестал существовать. Лопатин не знал: день сейчас или ночь, какое время года и где он находится. Все остановилось, он будто выпал из своей реальности и оказался в месте, где нет ничего, ни времени, ни места. Возможно, прошли часы, а, может, мгновения, но роли это уже не играло. Только он и его сын в новой ипостаси.
– С-с-сынок… – шептал Андреич, и по щекам текли слезы – как же ты так.
– Что теперь говорить, бать, что случилось, того не изменить, не сделай я того, что сделал, погибли бы все, и я тоже, а так… Ребята целы остались, не плачь, ты уже отплакал свое, – призрак переместился ближе к отцу.
– Понимаю, как вам тяжело было, когда мама заболела и умирала, я рядом был, а сделать ничего не мог. Только, когда она уже на пороге была, увиделись мы с ней, держал за руку до последнего вздоха, и проводил потом.
Лопатин, не особо поняв, как это «на пороге», вдруг очень отчетливо вспомнил, как Вера страшно мучилась умирая, а он сидел рядом полный ненависти к себе за то, что не может не то, чтобы помочь, но даже ослабить малую толику ее мук, взяв их себе. И как потом, ее лицо, уже принявшее восковую бледность близкой смерти, вдруг разгладилось, а искусанных губ коснулась улыбка. И она, шепча: «Коленька…», протянула руку куда-то в угол, и, положив руку на одеяло, словно держа кого-то, отошла, шепча не слышное ему, но тихо, без стонов, улыбаясь…
– Понимаю, у тебя сейчас весь привычный мир рухнул, ты узнал то, о чем и помыслить не мог. Отец, уж поверь, это только малая часть того, что есть на самом деле, – звучало в голове Василия, а он не мог выговорить ничего только всхлипывал.
– Так вот вышло, что остался я промеж миров, и ничего поделать не могу. Может, ты, зная, что я рядом, умеришь в себе эту боль, а то до добра она тебя не доведет. Да ты и сам понимаешь, что, то, как ты живешь, не дело это… Ты бы послушал, что тебе дед Архип говорил… про Наташу.
– А ты откуда, – лишь и смог выдавить изумленный Лопатин.
Неупокоенный улыбнулся той простой и доброй улыбкой, которая сразу так понравилась Кудашеву.
– Знаю, папа, я теперь много и могу, – и тут же его губы скривила жесткая складка, – но, наверное, еще больше, чего уже не могу.
– Сейчас не о мне речь, папа. А вот об этом вот парне, который тебе почти на голову свалился. Ты уж мне поверь, он теперь