Проект «ХРОНО». За гранью реальности. ЛИХОБОР
продлился недолго. Минут через двадцать Кудашев уже пришел в себя, сел посреди разворошенного сена и обхватил руками колени. Голова еще кружилась, но гораздо меньше. Он снова почувствовал в глубине своего естества что-то новое и понял, что поднялся на еще одну ступень в духовном росте. Знания вливались в него мощной неудержимой волной, много большее, чем мог обершарфюрер предполагать и помыслить годы назад в орденском Прусском замке. Юрий поднялся, скривившись от боли в груди. Опираясь на стену, уже более твердой походкой дошел до колодца. Умылся из стоящего на скамейке рядом ведра, смывая с лица подсохшую, стянувшую кожу кровь. Не зная, как и почему, но был уверен, что Лопатина найдет на пасеке, и пошел туда.
Зашел под навес, придвинув колоду, сел за стол рядом с Василием и молча стал ждать. Пасечник так же молча подвинулся, через несколько долгих секунд нарушил молчание.
– Ты прости меня, старика, если что! Коля мой всегда хорошо в людях разбирался, это я завсегда знал. Да и люди к нему всегда тянулись. Я много чего тебе наговорил, поверь не со зла.
– Верю, Василий Андреевич, верю. Понимаю и ничего не имею против. Видимо боги наши судьбы связали крепко. – кивнул ему Кудашев.
Они просидели почти до самого заката. Слово за слово, перед Юрием раскрывалась жизнь простого русского мужика, Василия Лопатина, а в ней вся эпоха с начала века. Многое, ой, многое было не так, по-другому, полностью противореча тому, к чему Кудашев привык с детства. До полного осознания, что тут и как, было еще бесконечно далеко, но дорогу, как известно, осилит идущий.
Простой русский мужик, тоже удивлялся, слушая своего собеседника. Узнавал он от сидящего напротив молодого красивого парня поистине дивные вещи. Про семью, отца с матерью, про войну, про жизнь. И все это было не так, непривычно, и расскажи ему кто другой, да при других обстоятельствах, ни в жизнь не поверил бы. Но, слушая, переспрашивая, а порой и увлеченно перебивая собеседника, Андреич постепенно избавлялся от былой неприязни к Кудашеву. Стал называть по имени.
Вечерять сели уже в крепких сумерках. Выпили чаю с Лопатинским медом прошлогоднего урожая. Обершарфюрер без всякого лукавства сказал пасечнику, вставая из-за стола, что ничего лучше и вкуснее в жизни не пробовал. Уже в темноте вышли вместе во двор. От дневной духоты не осталось следа, ее сменила прохлада. Тишину нарушали привычные звуки: пели цикады, фыркал, переступая в конюшне конь, в лесу за околицей редко ухал вылетевший на охоту филин. Легкий ветерок приятно обнимал, трепал слегка волосы. Над головами, в высоком черном небе бесчисленные яркие звезды складывались в созвездия. Нет, нет, да пролетал яркой полоской метеор. Василий молча достал из кармана почти пустую пачку «Пегаса», протянул Юрию, тот жестом отказался. Лопатин, чиркнув спичкой, закурил, и глубоко затянулся. Нарушать тишину ни тот, ни другой не хотели. Кудашев почувствовал знакомый, пробирающий до костей