Закатные гарики. Вечерний звон (сборник). Игорь Губерман

      Хотя под раскаты витийства

      убийц человечество судит,

      но жить на земле без убийства

      не может, не хочет, не будет.

      Естественно и точно по годам

      стал ветошью

      мой рыцарский доспех,

      поскольку у весьма прекрасных дам

      терпел он сокрушительный успех.

      Я подбил бы насильнику глаз,

      а уж нос я расквасил бы точно,

      очень жалко, что трахают нас

      анонимно, безлико, заочно.

      В чистом разуме скрыта отрава,

      целой жизни мешая тайком:

      мысля трезво, реально и здраво,

      ты немедля слывешь мудаком.

      Поскольку есть мужчины и юнцы,

      просящие готовые ответы,

      постольку возникают мудрецы,

      родящие полезные советы.

      Свобода неотрывна от сомнения

      и кажется обманом неискусным,

      дух горечи

      и дух недоумения

      витают над ее рассветом тусклым.

      Идея моя не научна,

      но мне помогала всегда:

      прекрасное – все, что не скучно,

      и даже крутая беда.

      То ясно чувствуешь душой,

      то говорит об этом тело:

      век был достаточно большой,

      и все слегка осточертело.

      В лени всякого есть понемногу,

      а в решимости жить поперек —

      и бросание вызова Богу,

      что когда-то на труд нас обрек.

      Чуя в человечестве опасность,

      думая о судьбах мироздания,

      в истину вложил Господь напрасность

      поисков ее и опознания.

      Посреди миропорядка

      есть везде, где я живу,

      и моя пустая грядка,

      я сажаю трын-траву.

      Так же будут кишеть муравьи,

      а планеты – нестись по орбитам;

      размышленья о смерти мои —

      только мысли о всем недопитом.

      Борьба – не душевный каприз,

      не прихоть пустого влечения:

      плывут по течению – вниз,

      а вверх – это против течения.

      Конечно, я придурком был тогда,

      поскольку был упрям я и строптив,

      а умный в те кромешные года

      носил на языке презерватив.

      На все подряд со страстью нежной,

      как воробьи к любому крошеву,

      слетались мы, томясь надеждой

      прильнуть к чему-нибудь хорошему.

      В беде, где все пошло насмарку,

      вразлом и наперекосяк,

      велик душой, кто рад подарку,

      что жив, на воле и босяк.

      Готовлюсь к уходу туда,

      где быть надлежит человеку,

      и время плеснет, как вода

      над камешком, канувшим в реку.

      Я не люблю живые тени:

      меня страшит их дух высокий;

      дружу я близко только