Русская литературная критика конца XIX – начала XX века. Стратегии творческого поведения, социология литературы, жанры, поэтика. Учебное пособие. В. Н. Крылов
Гоголя в эпоху Серебряного века оказалось связано с тенденциями переоценки ценностей на рубеже веков, это был «процесс порождения новых образов Гоголя, процесс поисков нового Гоголя»[90]. В это время много писалось о недостаточности и даже неверности понимания Гоголя как сатирика в XIX в., о том, как он необходим новому поколению и как, в сущности, оно не знает Гоголя. Показательны слова Л. Я. Гуревич из статьи «Воскресение Гоголя» (К столетию со дня его рождения): «Признанный лучшими из современников, как писатель-реалист, как бесподобный сатирик, он был не понят, отвергнут, почти заплеван ими как раз в том, что составляло святая святых его души… Мы еще не знаем, как следует, Гоголя, или знаем его, как школьники, изучившие по указке скучного учителя некоторые его комедии, «Мертвые души» да «Шинель». Неисчерпаемых сокровищ его мыслей, литературных суждений и характеристик, разбросанных в его статьях и отрывках, в его «Переписке с друзьями», мы не изучили»[91].
Ко времени юбилея благодаря Розанову и символистам была во многом сломана прежняя парадигма его истолкования и оценки: начался пересмотр взгляда на гоголевское наследие и его отношение к русской литературе XIX в., акцентировался трагизм мироощущения писателя, признавалось его языковое своеобразие, давалась переоценка и идеологических аспектов его творчества. А. Белый, например, в юбилейной статье будет бороться против всякой тенденциозности в понимании Гоголя, когда «идейная борьба за любимого писателя сводится к борьбе за этикетку»[92]
Но примечательно, что значительная часть модернистов, да и литераторов вообще не участвовала в официальных торжествах, пожалуй, за исключением В. Я. Брюсова с его известной речью «Испепеленный»[93]. Б. Зайцев вспоминал: «Гоголю предстояло явиться без блеска: подлинно хмурою личностью литературы. Всем заведовала Дума и Общество Любителей Российской Словесности. Западники, славянофилы, ссорившиеся на пушкинских торжествах, перевелись. Литература делилась на «реалистов» и «символистов». Не было никого сколь-нибудь равного Тургеневу, Достоевскому (Толстой не счет, он доживал последние дни)… Чехов в могиле. Надо сознаться: и «реалисты», и враги их отнеслись к Гоголю равнодушно. На «Пушкина» съехалась вся братия (Тургенев даже из-за границы). Гоголя удостоили совсем немногие – неловко даже вспоминать»[94]. В этом мемуарном очерке, в целом, верно определено отличие гоголевских и пушкинских торжеств. Аналогии с пушкинскими (1880, 1899) днями были частыми в отзывах современников: подчеркивалось сходство «сценариев» пушкинского и гоголевского юбилеев, а также их противоположность. В 1880 г. В. В. Розанов в статье «Гоголевские дни в Москве» подчеркивал: «Вообще было много хорошего. Но ничего подобного тому, что произошло при открытии памятника Пушкину в Москве же, когда говорили Достоевский, Тургенев, Островский… Кто мог бы скрасить празднество – это Ключевский, но он вовсе не показался на открытии
Паперный В. М. В поисках нового Гоголя // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца XIX – начала XX в. М., 1992. С. 21.
Гуревич Л. Я. Литература и эстетика. М., 1912. С. 2.
Киевская мысль. 1909. 19 марта. № 78.
Известная речь Брюсова подробно проанализирована в монографии Л. А. Сугай «Гоголь и русские символисты», поэтому мы не останавливаемся на ней.
Зайцев Б. Гоголь на Пречистенском // Литературная учеба. 1988. № 3. С. 116.