Русская литературная критика конца XIX – начала XX века. Стратегии творческого поведения, социология литературы, жанры, поэтика. Учебное пособие. В. Н. Крылов
не приходится. Так было, так будет. Все это давно описано у Флобера»[99]. А. Белый с сожалением отмечал, что «всякий раз, когда чествуют великого писателя, пользуются несколькими ходячими определениями во всевозможных сочетаниях»[100].
Юбилейная речь как ораторский жанр связана с традицией похвального слова, похвальной речи. По своей жанровой прагматике юбилейная речь, как правило, включает изложение позитивного вклада личности в культуру, оценку достоинств чествуемого человека, подчеркивает современное значение данного события. Применительно к жизни литературы юбилейные речи представляют собой обычно популяризацию результатов достигнутого историей литературы и критикой в изучении писателя, хотя были и речи переломные в истории понимания (речь Достоевского и др.). В жанрово-стилистической основе юбилейные выступления сближаются с так называемой эпидейктической речью – высокой, произносимой в особо торжественных ситуациях, для нее характерны и особый характер зачина, основной части, заключения, двойственность оценочного суждения (в контексте истории и современности), острая публицистичность, обращенность к адресату-слушателю. Как отмечают исследователи русского литературного языка, в первой половине XIX в. в России духовное красноречие имело огромное преимущество перед светским, с 60-х годов XIX в. стало доминировать светское красноречие, однако влияние духовной прививки церковной проповеди было еще велико[101].
Уже заглавия юбилейных речей, наряду со спокойно-академическими («Эволюция художественного творчества Гоголя», «О комизме Гоголя», «Гоголь и Московский университет» и др.), подчеркивали значимость писателя для современности, притягательность его личности («Гоголь и Россия», «Творческие муки Гоголя», «Знаем ли мы Гоголя?», «Испепеленный», «Значение творчества Гоголя для общественного самосознания» и др.).
Сформулированные в рамках модернистской критики новые интерпретации Гоголя, тем не менее, не стали доминирующими, особенно в массовой публике. Подавляющее число юбилейных выступлений продолжало позитивистские традиции культурно-исторической и психологической школ, причудливо соединенных с новыми веяниями. Характерно, например, мнение И. Н. Розанова о речи Брюсова: «Это была попытка познакомить публику с новыми взглядами на Гоголя, взглядами, уже высказанными в печати В. В. Розановым, Мережковским, но мало проникшими в публику»[102]. Поэтому для ораторов типичны ссылки на В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского, Н. А. Котляревского, А. Н. Пыпина, С. А. Венгерова и других, вплоть до парафраза на мотивы их работ. Как, например, в Симбирске, где учащиеся кадетского корпуса выступали с сочинениями (этой чести были удостоены лучшие). Сочинение-речь «Гоголь как писатель-реалист», прочитанное кадетом 7 класса Кастрицыным, содержит большой «кусок» о «Старосветских помещиках»: «Возьмите его «Старосветских помещиков». Здесь не более, как две пародии на человеческое существо; забота их
Зайцев Б. Указ. соч. С. 116.
Киевская мысль. 1909. № 78. 19 марта.
Грановская Л. М. Русский литературный язык в конце XIX и XX вв. М., 2005. С. 106.
Литературное наследство. Т. 85. М., 1985. С. 767.