Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма. Александр Степаненко
жены. Десятки раз расставил, провернул он в своей голове, что, как и в каком порядке нужно будет сделать утром, но все равно никак не мог успокоиться. Под утро лишь задремал, но и во сне ему виделось, как ждет он в приемной Ковыляева, как заходит потом к нему в кабинет и как тот начинает стрекотать что-то без остановки.
В 6 часов пропикал будильник. Щеглов включил выключенный на ночь мобильный. За завтраком, положив оба своих телефона на стол, Щеглов, отпивая кофе, опасливо косился на них, словно на непредсказуемые живые существа.
На улице было промозгло. Туман опустился еще ниже: выше пятого этажа окон не было видно. Хотелось прогуляться, продохнуть, проветрить легкие сырым уличным воздухом. Обычно, когда он ехал на работу, так и получалось: он отводил дочь в школу, и машина ждала его там. Идти было недалеко, но даже эти несколько минут на воздухе давали ему немного дополнительных сил перед последующим целым днем, который предстояло провести в офисе. Но сегодня, из-за того, что Ковыляев пожелал лицезреть его уже в восемь, он выходил из дома, когда дочь еще спала. Времени на прогулку уже не было, но все же от подъезда до машины Антон шел очень медленно, пытаясь выгадать хотя бы несколько секунд.
Служебная машина была выстраданной Щегловым привилегией, вырванной, что называется, с боем, хотя по рангу она полагалось ему автоматически. Но все, что обычным серым конторским крысам, выбившимся «на позиции», доставалось само по себе, давалось за внешнее и духовное сродство с дающими и распределяющими, Щеглову приходилось просить, требовать, скандалить, и писать по этому поводу идиотские бумажки. В глазах дающих был он «другим», «шибко умным», поэтому «автоматически» не получал ничего. С практической точки зрения служебную машину сам он считал для себя излишеством, но быть хуже других – ему не нравилось. Тем более, что в гараже Топливной было столько всяких разных авто, что впору ей, наверное, было уже становиться не только топливной, но и транспортной компанией. И взять одну из них для себя быстро перестало казаться Антону вызывающе нескромным. Но все равно – выбивание, выдирание служебной машины продолжалось в случае с Антоном более двух лет: те, кому решать этот вопрос было положено по чину и по статусу и к кому, соответственно, не желая возводить эту вроде бы частность на неподобающе высокий для нее уровень, апеллировал Щеглов, в данной ситуации внезапно оказывались обделены полномочиями; а сам Ковыляев, к которому по столь значимой в масштабах огромной корпорации проблематике Антону пришлось, в итоге, все же обращаться лично, в отличие от прочих, куда более сложных и щекотливых проблем, проявлял длительное время категорическую неспособность помочь Щеглову путем обычного документооборота, конкретной резолюции на служебной записке – пока, наконец, Щеглов не пересилил себя и не пришел к нему с устной просьбой по этому поводу. Видимо, именно это – устная просьба о чем-то лично для себя, и именно устная, потому