Его Сиятельство. Серёжа Пушка
красно-коричневого цвета. Сидеть на них стало заметно хуже, однако прежние лавочки имели сиденья анатомической формы, на них было трудно поставить пакет с открытой бутылкой, теперь же лавка была прямая, как плац, и скорее выполняла функционал стола, нежели стула; «зато бутылка не упадет», подумал Костя, пытаясь найти в оголтелой урбанизации хоть какие-то плюсы.
Одной стороной сквер выходил на величественный дом Апраксиных – Трубецких. Он был построен в редком для Москвы стиле зодчего Растрелли, сюда учиться танцевать приезжал Пушкин, а на балы собирался весь пышный свет блистательной московской аристократии: Волконские, Трубецкие, Толстые. Костя представлял себе этакие благочестивые времена, кареты, дуэли, балы, и фантазии уносили его очень далеко. Он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, который лежит на полке в пыльной глухой библиотеке, в те времена, когда вера в справедливость в нем еще не дрогнула.
Дорога от родильного дома проходила прямо под стенами этих парадных залов, и он наблюдал, как счастливые молодые отцы выносили своих новорожденных чад, а их бледные, пережившие катарсис жены плелись следом. С каждым глотком «терпкого» картина становилась более расплывчатой, цветные пятна суетились, злились, плакали, нервничали или просто были изрядно подвыпившие, спектр людских переживаний был драматично широк, а цветные вариации бесконечны.
Вот синий, крупный тащит сверточек молочного цвета, а за ним еле плетется на ватных, полуживых ногах желтая и тощая; а тут, пытаясь «решить вопрос» с парковкой, мелкий, но очень малиновый, вцепился в белый сверток так, что чуть не раздавил его, а болотная крупная женщина пытается отобрать его, но другая, длинная и оранжевая, по какой-то причине не дает этого сделать.
Цель своего сидения Костя сформулировать не мог; по возможности каждый четверг он заходил в этот сквер, садился именно на эту скамью. Иногда ему казалось, что в этом есть юношеский мазохизм, но после проведенного на этом месте времени он чувствовал близость со своим сыном, и со временем это превратилось в его персональное место силы, в котором он напитывался терпением для следующей недели его непростой жизни; правда, после «Моста» сегодняшний визит показался ему настолько невыносимым, что он решил: больше сюда не придет, с него довольно!
Его взгляд привлек обычный для дня выписки случай, когда на одном маленьком гранитном пятачке сгрудились сразу несколько счастливых семей, причем у одной из них, судя по сверткам, пополнение было двойным. И тут Костя обратил внимание на одну деталь: все посылки от аистов, которых выносили из родильного дома, были почти идеально белого или же молочного цвета, хотя люди, которые были с ними и развозили их по персональным бетонным гнездам, переливались всеми цветами и оттенками.
Костя отплел себе немного сырной косички, в нем включилась природная военная наблюдательность, и он стал отслеживать цвета конвертов, которые выносят их родителям: все они были молочными; он продолжал сидеть в надежде и ожидании, что вот-вот закономерность,