Омертвение. Ярослав Толстов
искусной кружевницы, вынужденной вязать соба-чьи коврики. Верно, наша троица представляется ему компанией каких-то злобных гномов.
Сейчас ему на стол складываются бумаги, кассеты, дискеты и прочее, что мы привезли с собой. Эн-Вэ внимательно все оглядывает, просматри-вает мои бумаги, отмечая:
– Небрежно составлено, неаккуратно. Конечно, я понимаю – жизнь те-чет в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет… но ра-ботать следует качественно.
– Так суть же в содержании, а не в виньетках. Тем более все равно пе-репечатают, – отзываюсь я, отворачиваясь и снова занимаясь недочитан-ным письмом. – А вообще, Николай Васильевич… ох, простите, Сергее-вич, хозяин завел обыкновение не отпускать свечей. Иногда что-нибудь хочется сделать, почитать или придет фантазия сочинить что-нибудь, – не могу: темно, темно.
– Э-э, – бурчит Эн-Вэ уже почти добродушно, – конечно, работы мно-го… да и… привыкши жить в свете и вдруг очутиться в дороге: грязные трактиры…
– Вот-вот, трактиры, мрак невежества, – подает голос Женька и мрачно мне подмигивает, потом отворачивается к окну. Эн-Вэ внимательно смот-рит на него и начинает складывать добычу в дипломатик.
– Все это сейчас же проработают, а завтра к вечеру, Одинцов, заедешь за деньгами. А пока… вот вам, пара целковиков на чай, – он кладет на стол небольшой конверт. Женька встает, неторопливо подходит, сгребает кон-верт и подбрасывает его на ладони, потом скрещивает руки на груди и не-сколько раз мелко кланяется.
– Покорнейше благодарю, сударь. Дай бог вам всякого здоровья! бед-ный человек, помогли ему.
– Э-э, так, хорошо, – рассеянно говорит Эн-Вэ, доставая из дипломата прозрачную папку, – далее… так… Есть два заказа – Воронеж и Омск.
Женька перестает паясничать, берет бумаги и усаживается на край офисного стола в форме нотного знака. Пользуясь перерывом я дочитываю письмо и собираюсь открыть следующее, обозначенное одной лишь бук-вой «В». Интересно, от кого это?
– Не знаю, не знаю, – говорит в этот момент Женька, слезает со стола и подходит к своему компьютеру, – в Воронеже все просто, тут я сейчас по-смотрю, кто не на выезде, а вот в Омск девчонку надо посылать, а девчо-нок у нас мало… и девчонка нужна такая… – он неопределенно крутит в воздухе пальцами и задумчиво смотрит на Аньку, и та улыбается и томно выгибается в его сторону, выдвигая вперед грудь, и ее язык медленно про-езжает по верхней губе цвета «Горячий шоколад», и у Эн-Вэ, наблюдаю-щего за ней, начинают мелко подрагивать пальцы.
– Как бы я желал, сударыня, быть вашим платочком, чтобы обнимать вашу лилейную шейку… и все остальное… – бормочет он и кивает. – Хо-роша, хороша, она всегда хорошо работает, умница, – он подчмокивает Аньке, – сладкая ты наша.
Анька ухмыляется, потом садится на стул, скромно прикрывая юбкой свои великолепные ноги. Ее стиль работы, что называется, «постельная разведка», и в «Пандоре»