Мы были в этой жизни. Эдуард Говорушко
весёлые по первости, когда побеждали.
Но большинство девок и молодых баб от ухаживаний уклонялись, а привлекательные молодицы даже сажей иногда мазались, в лохмотья кутались, чтобы выглядеть постарше и попротивнее. Мама вела себя с местными немцами вежливо, но умела держать нежеланных ухажёров на расстоянии. Когда же приходилось ехать в Красный Берег, где находился штаб гарнизона, в Жлобин или Бобруйск, тоже прибегала к «маскараду». (Кстати сказать, меня удивило, что жители оккупированных деревень могли более-менее свободно перемещаться, посещать близлежащие города. И даже, как во время пути из Дашковки в Рогачёв, в одном вагоне с немецкими солдатами.)
Отступая, немцы гнали с собой местных жителей, главным образом молодых и детей, видимо, используя вместо щита. А может, надеялись на то, что война не перейдёт границы Германии, и изгнанников можно будет использовать в качестве рабочей силы. Называлась эта акция – эвакуация. Помню, выстроили односельчан на колхозном дворе в шеренгу для отбора. Мы с мамой и двоюродная сестра Аня с тётей Варкой оказались в числе эвакуированных. Нам выделили телегу, куда посадили нас, детей, погрузив несколько клунков с одеждой и едой.
Обоз из десятка таких телег под охраной вооружённых мотоциклистов уже собирался тронуться в путь, как вдруг к офицеру, командовавшему операцией, подскочил мужчина, вытащил из кармана бутылку с подсолнечным маслом и, сильно размахнувшись, ударил немца по голове. Бутылка разбилась, немец с окровавленной головой свалился на землю…
Тут же подбежали солдаты и ударами прикладов свалили нападавшего, долго избивали ногами и прикладами по голове, пока бедняга не умер.
Мужчину звали Федос, Хвядос по-деревенски. Он не мог выдержать расставания с дочерью и внуком, которых немцы гнали в эвакуацию… Фамилию его не знаю, не смогла вспомнить её и моя двоюродная сестра, которой в ту пору шёл уже шестнадцатый год. Сейчас в деревне Остров едва ли остался в живых кто-то из тех, кто помнит этот случай и знает фамилию Федоса. Сколько было в стране таких забытых героев, которых личная беда, личное несчастье толкнули на сопротивление оккупантам, виновникам этого несчастья, – не знает никто.
Обоз медленно двигался на запад. Под скрип колёс дети довольно рано уснули, а проснулись ночью от свиста и разрыва бомб. Кто бомбил обоз – наши «пешки» или немецкие «юнкерсы», – конечно, тогда разобраться не мог. Но после этой ночной бомбардировки немецкий грузовик и мотоциклисты, охранявшие обоз, исчезли. А утром мы уже увидели красноармейские грузовики, тащившие на прицепах орудия. Обоз сдвинулся на обочину, а по дороге шла наша техника, в том числе и мощные автомобили с затянутыми брезентом платформами над кабиной. Знаменитые «Катюши», как я понимаю сейчас.
Не знаю, как далеко мы продвинулись на запад, но когда поток техники иссяк, кто-то дал команду поворачивать домой. Для нас война закончилась!
Неласковое время
Два первых послевоенных года мы жили в одном из зданий старой