Табу и невинность. Александр Смоляр
делают упор на созданную там атмосферу сближения, понимания и доверия, которая сделала возможным, как они утверждают, совместное планирование будущего и раздел добычи.
После договоренностей Круглого стола возникла такая ситуация, говорил Ян Ольшевский в апреле 1991 года, в результате которой «может оказаться, что мы переживаем не окончательное падение, а только кризис коммунизма» и что мы «обнаружим себя в новой его стадии, как в 1956 г.». А вот в своем exposé (официальном обращении) после назначения на должность главы правительства он заявил: «Сегодня народ ждет от нас ответа, окончательного ответа на вопрос: когда в Польше закончится коммунизм?» И выразил надежду, что формирование его правительства будет означать «начало конца коммунизма на нашей родине». Остается лишь задуматься, выступает ли здесь коммунизм как некое метафизическое бытие или же как эмпирическая действительность, с определенной идеологией, структурой собственности и управления, с системой организации государства и правилами деятельности. Антони Мацеревич, прощаясь со своими сотрудниками из МВД, вроде бы сказал: «Помните, господа, что в течение четырех месяцев здесь была свободная Польша». Революционное сознание в чистом виде хорошо воспроизводится декларацией одного из молодых сотрудников Мацеревича: «Мне по душе философия этого правительства (Ольшевского. – А. С.) – открыть всю правду, пусть один раз произойдет катарсис. А потом мы будем все строить с самого начала».
Расправа с прошлым должна иметь принципиальное практическое значение: обеспечить внешнюю безопасность, предотвратить патологический симбиоз коммунизма и капитализма, демократии и посткоммунистических мафий – словом, избежать «латиноамериканизации» Польши. Другим важным аргументом в пользу решительной декоммунизации и люстрации были моральные соображения, потребность в справедливости. Чтобы закрыть ту главу прошлого и придать смысл опыту и испытаниям нескольких поколений, надлежит вернуть миру моральный порядок, восстановить ясное деление на правду и ложь, добро и зло. В своем драматическом телевизионном выступлении непосредственно перед тем, как сейм выразил вотум недоверия руководимому им правительству, Ян Ольшевский защищал свою правоту, свои доводы: «Невозможно создать новую Польшу без воссоздания ее фундаментальных нравственных основ… Свободным народом, независимым государством не могут управлять люди, порабощенные собственным прошлым».
Моральные и юридические расчеты с прошлым служат для радикалов условием возможности продраться сквозь бури переходного периода. Совершающиеся перемены получат всеобщее одобрение лишь в том случае, если они будут укоренены в общественном чувстве справедливости. Иначе нам грозит отторжение демократии и рынка, ностальгия по коммунизму. Можно ли склонить людей к жертвам, лишениям и отказу от очень многого, неустанно повторяя лозунги о рынке, демократии, плюрализме, пути в Европу? А если нет, то не окажется ли, что