Главный переход. Пантерина Трамич
под ноги и увидел маленького серого котёнка, прыгающего через трещину – то туда, то обратно.
– Не может быть! Исай!! – вспомнилось наставление ангела, и слева открылась дверь шкафа.
За ней он увидел другую раскрытую дверь, и ещё одну, и ещё – а дальше начиналась чернильная темень. Оттуда веяло холодным ветром и доносился грохот – он становился всё более слышен, всё более напоминая грохот поезда. Дядя Лёша мотнул головой вправо – люди на диване спали, охраняя привычный мир. Гость собрался шагнуть в него, но трещина разошлась, как рот лемурийца. Паркетные доски вздыбились в стороны, вызволитель взмахнул руками, упёрся ногами в остатки краёв. Под тяжкий рёв уныло выезжавшего из мебельных дверей состава, балансирующий гость разглядел паровозную морду – с горящими прожекторами глаз, пираньей пастью вместо чушки для сцепления… и отвернулся, и тут его втащили на диван. Состав исчез. Довольный лемуриец серебрился, по-матерински обнимая дядю Лёшу. Преклонных лет супруги сидели рядом.
– Вы что… тут… делаете? – по слогам повышая громкость, вопросил хозяин жилища.
Лемуриец небеснейше-нежно и волооко пялился на чужую подушку. Его, очевидно, не видели.
– Да я, я газовщик. Я газовщик.
– Ночью у меня в постели газовщик? – Мужчина вскочил на ноги.
– Я уже ухожу.
Женщина демонически заорала. Дядя Лёша тоже вскочил с дивана и рванул к выходу.
– Никуда ты не уйдёшь! – Мужчина побежал вдогон, держа в правой руке жёнин тапок с помпоном.
Алексей Степанович, напуганный до одури Игнатьев и вполне оживлённый лемуриец достигли конца коридора.
– Не уйдёшь! – орал мужчина, догоняя сторожа, но не догнал – споткнулся о котёнка.
– Ах ты тварь! И зачем тебя подобрали на ночь?!!
Тот молчал. Дядя Лёша с компанией выбежал из незапертой квартиры, мужчина с тапком захлопнул дверь, подперев её тумбой и жёниными ругательствами. Якобы спасительный Исай, торча у подъездной двери, покуривал и буравил ночной кислород вытаращенными глазами. На слове «гады», произнесённом в двадцать второй квартире, Исай покрепче затянулся табаком. Сторож чуть не сшиб его, но даже примерно не заметил курильщика, который долго таращился вслед молниеносным беглецам. Те неслись, куда глаза не видят. И лишь когда прискакали к серому уличному хвосту, верней, голове из блочных домов – сдулись, переводя дыхание.
– Ох, спасибо тебе, – обратился дядя Лёша к лемурийцу, севшему на мусорный контейнер, а потом сердито глянул на Игнатьева.
– Да я же… я же учитель просто. Я…
– Ладно, Бог с тобой.
– Куда теперь?
– В квартиру Пантелеевского дома. Там поживёшь пока.
– А вам больше никого сегодня не надо вызволять?
– Сегодня – нет.
– Почему?
– Потому что вызволять можно ровно в полночь.
Взгляд Игнатьева упал на дяди-Лёшину руку, вытягивающую пачку сигарет