Дети распада. Александр Степаненко
так думал, но сегодня меня все же удивило: и то, что она стукнула мне на Ирку (даже если не стукнула, а оговорила); и то, как ее вдруг всю перекосило, когда она узнала, что я стукнул на нее Башке. Чего б ей от этого так переживать?
При этом даже, когда в голове у меня вдруг мелькнуло: «А вдруг это для нее вовсе не прикол?», никакой особой радости или гордости от этого я не почувствовал. Я только подумал, что тогда все для меня еще хуже и отвязаться от нее будет еще сложнее.
Ирка надулась. Или сделала вид, что надулась. Тем не менее, отвернувшись, она достала из шкафчика пачку грузинского чая16, на глаз, но экономно, сыпанула заварки в чайник, залила ее кипятком и стала размешивать ложкой. Я обнял ее сзади за талию, потом провел рукой вверх и осторожно взял ее грудь поверх футболки. Она не сопротивлялась.
– Точно не пойдешь? – спросил я.
– Слав, ну перестань уже! – ответила она. – Отстань! И хватит мять мне футболку. Лучше сними ее совсем. И свою тоже сними.
Она повернулась ко мне и подняла руки. От неожиданности я ошарашенно застыл.
– Но это пока всё! – строго предупредила меня она.
10 июня, суббота
С утра за мной зашел Петро. Вчера, отстояв сначала очередь в винный, а потом еще удачно попав в наш ближайший продуктовый, мы купили с ним три бутылки «Ркацетели»17 и две – «Белого аиста»18. Нести их сегодня я отказался и сгрузил все ему. Естественно, это было первое, о чем он завел сейчас разговор.
– Слав, ну имей совесть! – начал выступать он прямо с порога. – Возьми хоть бутылку-то. А лучше – две. Я ж помру их один все переть.
– А чего тебе? – сказал я. – Та же тренировка. Железо тягаешь. Ну вот и тут. А у меня палатка еще.
– Ну! Сравнил! – отпирался Петро.
Я переложил в свой рюкзак одну бутылку.
– Может, носки еще ко мне свои засунешь? А то надорвешься.
– Носки у меня на себе.
У школы нас собралось человек пятнадцать. Еще пятеро, как сказала Багрова, обещали присоединиться к нам у метро.
С Иркой со вторника, после того, как я ушел от нее, мы больше не виделись и не разговаривали. Я пытался звонить ей в среду, но ее опять не было дома; а сама она мне не позвонила. А позавчера и вчера я уже не звонил, и она тоже молчала.
И сейчас я все еще надеялся: вдруг она решила сделать мне сюрприз и все же придет сюда. Но она не сделала и не появилась, ни у школы, ни у метро.
Зато пришла Клейменова и все время вертелась рядом, правда, не заговаривала. Глядя на нее в этот момент, я, пожалуй, впервые поймал себя на мысли, что она вроде и ничего: и фигура, и ноги, и лицом, и все при ней, и глазища – прямо как океан. Но мыслей всерьез о том, чтобы с ней… нет, этого не было; и даже наоборот: о чем я действительно подумал, увидев ее этим утром, так это о том, что вряд ли, даже вся такая ничего, стоит того, чтобы из-за нее огребать проблемы со всех стороны: и от Ирки, и от ее пэтэушника.
Пока
Грузинский чай – более доступный для обычного советского человека, но менее качественный вариант черного чая. Более качественным считался, соответственно, менее доступный индийский чай. В последние годы советской власти чай, как и почти все пищевые продукты, был дефицитным (то есть труднодоступным) товаром.
«Ркацетели» – дешевое, доступное белое грузинское вино, естественно, невысокого качества.
«Белый аист» – относительно доступный низкокачественный коньяк молдавского производства.