Созерцатель. Виталий Фоменко
и горный горизонт с сахарными опушками снега на далеких вершинах. Нет, мальчику это не казалось страшным: в размеренном подъеме он чувствовал себя защищенным и наслаждался непривычными видами, доступными великанам.
По-настоящему жуткой ему памятна только змея. Своими резкими обрывами в пропасть, перед которыми твоя беспомощность на мгновения превращалась в громкое бездонное отчаяние. Змея жила в глубине парка, возлегала вьющимися железными кольцами и питалась человеческими эмоциями по полной. Как удав Каа из сказок о Маугли, она извивалась перед бандерлогами, заманивая их в свою пленительную пасть. И люди добровольно шли в нее, и более того – платили деньги. Отстаивая длинные очереди, садились в вожделенные вагонетки, разгонялись по стальной колее на подъем и вдруг в едином крике ухали в бездну. Влипая в вагонетки на подъемах и беспомощными манекенами болтаясь в них на спусках. Поднимаясь и падая. С каждой горкой все быстрее, выше и глубже. Замирая душой, забивающейся в самый-самый тесный уголок сжавшейся плоти. Звалась эта змея “Американскими горками”, но мальчику она казалась большой анакондой, затаившейся в темных дебрях парка. Ему она казалась анакондой, подчинявшей волю людей и делавшей их в потоке ветра, ужаса и восторга такими лохматыми, сплющенными и ошарашенными, что после, глядя на них, хотелось смеяться, неприлично показывая в их сторону пальцем. Хотя в их глазах сам был таким же.
Змея пугала и тянула одновременно. В этом вихре ты чувствовал себя героем, преодолевающим страх. Твоя скованная нелепость казалась подвигом. Когда же змея выплевывала из своей пасти, мальчик спускался по железной лестнице с площадки аттракциона, оглядывался на вновь садившихся в вагонетки людей, еще не утративших контроля над собой, и осознавал себя искушенным витязем в тигровой шкуре. Ну разве что истерзанным ветром и обалдевшим от впечатления. Мальчик чувствовал себя взрослым. Таким же, как отец рядом – взлохмаченным, но по-мужски заставлявшим себя скрывать испытанный восторг. И где-то поодаль, за ивовыми джунглями, у городского шахматного клуба в ином азарте басили такие же взрослые мужики, гулко разбивая о столы доминошные кости. И еще долго в груди стучало взбудораженное сердце.
А позже, дабы охладить кровь, отец купит мальчику мороженое. Так было всегда в том парке после аттракционов. Когда бы они ни приходили туда и кто бы в тот день ни радовался его детскому эпикурейству – папа, мама, бабушка или еще живой дедуля. Это была традиция. Ритуал. Ммм… Желтый пломбир в большом вафельном стаканчике, купленный у тележки под ажурным брезентовым навесом. В жаркий полдень после выплеска эмоций – самое оно!
Мороженое в вафлю накладывала тетушка в смешном чепчике и цветастом переднике. Такие передвижные мороженицы с велосипедными колесами и такие мороженные феи в чепчиках торговали в те годы по всему городу. Желанное яство фея накладывала небрежно, словно устала от бесконечного волшебства. Словно и не фея она была,