Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты. Евгений Бажанов
спрашиваю: «Вы, наверное, имеете в виду не Фомвихана, а Нгуен Ван Линя?»
– А кто такой этот Нгуен Вань?
– Руководитель Вьетнама.
– А Фомвихан?
– Лидер в Лаосе.
– А базы где?
– Наши?
– Я так понял помощника Горбачева, что наши. Или у СССР нет баз?
– Во Вьетнаме есть.
– А в Лаосе?
– Нет.
– Тогда наверняка разговор о вьетнамских. Так вот, – растерянность проходит, и у шефа в голосе звучат привычные нотки хамства, – срочно сделать справку о подноготной вопроса.
Через пару часов доставляю главному советскому стратегу в Азии требуемый документ. Читает и задает «глубокомысленные» вопросы.
– Вот ты здесь пишешь Нгуен Ван Линь. Это кто?
– Лидер Вьетнама.
– А Фомвихан кто?
– Лаосский лидер.
Еще один «босс» был человеком интеллектуальным, но малосведущим в международных, в том числе в азиатских, делах. Как искренний поборник перестройки он считал своим долгом постоянно генерировать идеи. И с утра до вечера строил воздушные замки, причем очень обижался, когда встречал скептицизм в отношении его проектов.
Перед любым визитом советского лидера за рубеж или иностранного в СССР наш новый шеф развивал бешеную активность. Во все бумаги и бумажки, посвященные визиту, вставлял сочные словосочетания: «историческая встреча», «эпохальное событие», «переломный момент», «судьбоносные переговоры». Подчиненным предлагалось подкрепить эти характеристики конкретными предложениями: о подписании пакта о ненападении, увеличении в 5–6 раз товарооборота, сооружении монумента дружбы на границе.
Чем грандиознее (а одновременно – неправдоподобнее) была идея, тем большее умиление вызывала она у шефа. Я даже хотел подсунуть ему при случае предложение об обмене с Китаем делегациями зоопарков в составе 100 слонов и 330 жирафов. В последний момент не рискнул, хотя он, скорее всего, «проглотил бы» даже такую «наживку».
Ведь загорелся же замзав фантасмагорическим проектом выжившего из ума ученого о превращении советской территории в 1988–1992 годах в главную транзитную артерию между странами бассейна Тихого океана и Европы. Помню, вызвал меня в кабинет. Вхожу и вижу двух людей со сверкающими глазами – начальника и незнакомца в помятом костюме.
– Знакомьтесь, – кричит срывающимся голосом замзав, – крупный ученый-транспортник. Предлагает построить от китайской границы до западных рубежей СССР специальные пластмассовые трубы и пустить по ним транзитные грузы. Сможем решить многие наши проблемы!
– Идея, конечно, прекрасная, – возразил я, – но пока мы не в состоянии перевозить даже собственные грузы. Не хватает подвижного состава, линий, электричества.
Шеф так крепко обиделся, что не замечал меня с месяц. Я, однако, не расстраивался, памятуя, что маниловщина – наша традиционная российская слабость. Как-то в мемуарах итальянского дипломата