Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 5. Часть 7. Разбитые мечты. Евгений Бажанов
империализму Восточную Европу.
Впоследствии мы не раз вступали с упомянутым «революционером» в дискуссии. Постепенно выяснилось, что его волнуют не судьбы социализма в целом, а в основном защита «чистого имени» Сталина. Когда я уж очень «доставал» его аргументами, товарищ выкрикивал:
– Что вы все Сталина вините? Он не при чем! Это Ленин, Троцкий и Дзержинский придумали концлагеря и стали уничтожать людей!
Вскоре не осталось ни одного большевика, кого бы мой новый знакомый ни лягнул за тот или иной проступок. И лишь Сталин в его глазах оставался непогрешимым. Я встречал немало других аппаратчиков, соглашавшихся с хулой в адрес Маркса, Энгельса, Ленина, но содрогавшихся от любого мало-мальски нелестного замечания в отношении Сталина. Первые трое были идеалисты, интеллигенты, слюнтяи, Иосиф же Виссарионович – это хозяин, тот человек, который дал власть не каким-то там матросам и батракам, а аппарату!!!
Вернемся, однако, к моему сталинисту. Однажды он пригласил меня в гости. В квартире поразила коллекция бюстов и изображений Сталина. Гипс, керамика, масло, дерево, акварель – всевозможные материалы и вещества использовались для увековечивания памяти тирана. После осмотра экспозиции, занявшей практически все стены и значительную часть площадей квартиры, сели за стол. Хозяин беспрерывно произносил тосты за Сталина и чокался с каждым из пришедших. Гости реагировали по-разному: одни вторили панегирикам, другие проделывали священнодействия молча. Были и такие, кто допускал колкости по поводу вождя всех народов.
На следующее утро я выразил аппаратному сталинисту удивление, зачем, мол, столько славословить. «Я хотел проверить, кто есть кто, – последовало разъяснение, – удалось выявить врагов и недоброжелателей нашего дела. Они будут взяты на заметку».
Вскоре я был направлен на офицерские курсы «Выстрел» в Солнечногорске. Вот где процветал сталинизм! Это было в конце 1986 года, гласность еще не наступила, и многие видели в разворачивавшейся перестройке шанс на реабилитацию старых, супертоталитарных порядков. Имя Сталина не сходило с уст обучавших нас офицеров. Подполковник – политработник – чуть ли не с пеной у рта поносил Хрущева за то, что тот посмел бросить тень на священный облик вождя и сократить вооруженные силы (в число уволенных в запас попал отец политработника). Музей боевой славы курсов буквально изобиловал изображениями-иконами. Гид, сопровождавший курсантов по музею, больше говорил о подвигах Сталина, чем о заслугах Советской армии и всего народа в победе над фашизмом. Портреты генералиссимуса преследовали нас в красном уголке, столовой, служебном автобусе, на стрельбище.
Перейдем, впрочем, к следующему «сдвигу» среди работников аппарата. Он касался еврейского вопроса. Некоторые антисемиты являлись одновременно сталинистами, но не все. Часть товарищей была «зациклена» исключительно на евреях. Один коллега обвинял сионистов во всех невзгодах державы, другой – списывал на них личные проблемы. Если кого-то