Город на крови. Максим Городничев
В голове лейтенанта расцветают красные неоновые слова Кнопфа. – Снег-сыплет-рановато, впрочем, я осведомлюсь у служащих. Отобедать не желаете?
– Нет, благодарю, – Родион мысленно скривился от менторского тона старика, но жажда взяла за горло. – От воды не откажусь.
Спустились в квартиру. Глазунья весело потрескивала на тарелке, остывая, выстреливая мелкими гейзерами масла, вот только со сковородки, справа от тарелки нож, слева – вилка. Но в квартире по-прежнему ни души. Зато на столе сок апельсиновый, два стакана.
– Прошу, господин Рябинин.
Родион взял стакан, пригубил. Сок свежевыжатый, в меру холодный. Кнопф тоже взял стакан, глотнул, наблюдая за лейтенантом. Смотрел в другую сторону, но как-то наблюдал.
– А вы ничего этого еще и не нюхали, небось? Тьму человеческую, мрак подворотен, сырость подвалов, – сказал Кнопф вкрадчиво.
– Нет, – поддавшись на провокацию, брякнул Рябинин.
– А я видел, – сказал старик, – и знаю. Это знание к моим потрохам пришито. А ваша душа – девственно-чистая. Смотрю, налюбоваться не могу.
Возможность говорить покинула лейтенанта на долгую секунду. Когда в душу вторгаются так бесцеремонно, любые ответные слова превращаются в окаменелость, и срываясь с языка, тонут в пищеводе. Рябинину показалось, что его сейчас разделали, как зомби из полнометражного сплаттерпанка.
– Благодарю за уделенное время, – Родион быстро нацарапал в блокноте отдельский номер телефона и, вырвав листок, протянул его Кнопфу. – Если будут новости, дайте знать.
– Конечно, молодой человек, если узнаю что-то стоящее, я обязательно вас найду.
Родион вышел на улицу, но искаженное морщинами лицо еще долгую минуту висело в воздухе, то ли в самом деле, то ли отпечаталось в его глазах. Но еще дольше оно осталось в памяти, злое и насмешливое.
Холода Рябинин не чувствовал, тело одеревенело. Десяти минут разговора с владельцем доходного дома оказалось достаточно, чтобы убить в нем даже память о потребностях в еде и какой-либо гигиене. Хотя этот визит оставил неприятное ощущение немытого тела. Жухлый лист сорвался с одинокого дерева, закружился над головой лейтенанта, на мгновение приковав к себе взгляд его голубых глаз.
ГЛАВА 4
Холодное вьюжное утро сменилось теплым штилем предобеденной Москвы. В малолюдных переулках Таганки висела прогретая солнцем тишина, Родион глубоко вдохнул ее с воздухом, барабан в груди, колотившийся быстрее нужного, сбавил темп.
Лейтенант проходил квартал за кварталом, стараясь осмыслить разговор с Кнопфом, а народа вокруг становилось все больше, солнце разошлось не на шутку, полыхая сквозь брешь в облаках, заставляя их таять, как сладкую вату.
Толпа плыла по Китайгородскому проезду, однако и в беспокойной толчее присутствовало что-то сонливое. Даже гул Москворецкой набережной, мостов над рекой и бесконечных линий автомобильных дорог казался