Дети распада. Александр Степаненко
(Петро сказал, что лучше отдать и не связываться); но и десяти на двоих, выпитых на пустой желудок, нам вполне хватило для того, чтобы «освободить себе весь день», во многом за счет неприятных последствий. По этой причине вчера мы решили «не налегать» и довольствовались бутылкой портвейна, которую я стырил из родительских запасов. Это было не слишком дальновидно, поскольку именно пропажу «трех семерок»24 и заприметил отец, а так – может, никто и не обратил бы внимания.
Сегодня утром, однако, проснувшись в пустой квартире и подсчитав дни, я подумал, что пора бы мне уже и самому обратить на себя внимание. Получалось: я пил уже четыре дня, и перерыв в любом случае был нужен. Кроме того, оглядываясь назад, у меня никак не выходило убедить себя в том, что эти четыре дня пьянки и очередная неудача в решении основной моей проблемы никак между собой не связаны. Столь пошлая и предсказуемая реакция на случившееся не добавляла мне к себе уважения, тем более что неудачи продолжались: каждый вечер по телефону я слышал от Иркиной мамаши однообразное «Ирочка у папы», а вчера на улице, будучи уже навеселе, мы с Петро издалека увидели Клейменову в компании Башки и его дружков, отчего я, довольно неожиданно для самого себя, загрустил, признаться, окончательно. Глядя на нее рядом с этими дегенератами, я вдруг почувствовал, что у меня буквально перехватило дыхание, и я бы, вполне возможно, сделал какую-нибудь чреватую очень неприятными последствиями глупость, если бы Петро практически насильно не уволок меня в другую сторону.
В результате, на сегодня у нас с Петро был назначен день трезвости, что было кстати еще и потому, что все свои накопления я уже потратил: у меня не осталось денег даже на сигареты. Мы договорились как следует выспаться и проветриться после завтрака.
Как следует выспаться, как уже было сказано, не вышло. Да и завтракать что-то не особенно хотелось: определенная вероятность того, что этот завтрак попросится обратно, пока еще сохранялась. Читать тоже не было ни возможности, ни желания. В итоге, почти до одиннадцати я просто стоял на балконе и пялился вниз – и не потому, что там, внизу, можно было увидеть что-то интересное: нет, просто так.
В одиннадцать я все же позвонил Петро, решив, что если ему, в отличие от меня, и удалось нормально проспаться, то уже и хватит, а если не удалось – тем более можно звонить, не опасаясь разбудить его.
Петро не спал и тоже, как выяснилось, давно. И тоже, как и я не завтракал. Вчерашний отцовский портвейн не пришелся нам обоим.
Через десять минут мы были уже на улице. В отсутствие денег и без того скудный перечень возможностей, чем бы нам заняться, сократился до единственной: просто бродить по улицам; а поскольку нами обоими ощущалась некоторая потребность в свежем воздухе для восстановления растраченных за последнее время физических, а в моем случае уж точно еще и душевных, сил, побродить мы решили по ближайшему парку.
По сравнению
«Три семерки» – «Портвейн 777», дешевое и доступное в советское время крепленое вино. Его получали суррогатным способом; несмотря на название, на самом деле оно не являлось портвейном. В настоящее время под такой маркой производится «винный напиток», это название более соответствует его качеству и содержанию.