Дети распада. Александр Степаненко
мне не снилось ничего. Было пусто, до тошноты, до боли.
В четверг был день рождения сестры моего отца, а на сегодня было назначено семейное торжество по этому поводу у них на даче.
В принципе, это было не так чтобы очень далеко от Москвы, недалеко от новой трассы в сторону Прибалтики25, и им самим добираться туда на машине из Строгино было теперь, вероятно, удобно. Неудобно было – всем остальным ехать к ним пешком: сначала на электричке до Нахабино, потом еще чуть не час автобусом и еще с полчаса пешком непосредственно до садового товарищества. Ладно бы только нам, а то ведь еще и самым старшим; тем не менее, все свои торжества они устраивали на этой своей мерзкой даче, и нам всем обязательно нужно было туда являться во избежание тяжелых семейных осложнений.
Поездки эти выходили еще более тягомотными потому, что сначала нам надо было встретиться с бабушкой и дедушкой, потом у вокзала купить какие-нибудь цветы, а после обязательно вылезало еще что-нибудь, и все это, естественно, происходило медленно, неспешно, да еще с периодическими переругиваниями между старшим и средним поколением, причем преимущественно с уклоном в политическую ситуацию.
Тем не менее, я скорее любил, чем не любил эти наши, пусть временами и корявые, пусть и с руганью, пусть и не всегда особо интересные, семейные праздники. Семья виделась мне, вероятно, самым стойким и нерушимым бастионом, и за ним всегда можно было укрыться. В семье казалось – надежно. Особенно – в большой семье.
В общем, и сегодня все было бы еще ничего, если бы не одно дополнительное «но»: ровно неделю назад, здесь же, в тамбуре электрички с надписью «Волоколамск», мы стояли друг напротив друга со Светкой Клейменовой, стояли, и я смотрел на ее лицо, освещенное пробивающимся через грязное дверное стекло лучом солнца. Я смотрел на нее, а она смотрела в окно; я смотрел и видел ее огромные глаза цвета морской волны; и, да, наверное, именно в этот момент и зажигалась во мне какая-то странная, горькая, тяжелая и такая, как оказалось, упорная искра; я загорался тогда изнутри, но сам еще не знал об этом; и то, что я горел тогда, и то, что, вопреки всякой логике, я продолжаю гореть, я понимал только сейчас, когда снова стоял этом тамбуре и, прислонясь спиной к пыльной стенке, беззвучно шевеля губами, читал названия тех же станций, что пробегали неделю назад мимо нас. И это было то воспоминание, от которого мое сердце колотилось так бешено, как оно еще никогда не колотилось в моей жизни; и это была та мысль, от которой меня буквально разрывало пополам; и мне хотелось выть и скулить на эти летящие мимо дома и платформы; мне этого хотелось, потому что и от этих воспоминаний, и от этих мыслей все равно не было теперь никому и никакого толку…
Господи, что происходит со мной?! Как это могло случится?! Как оно могло случится так – быстро, внезапно, почти мгновенно? Как оно могло – подкрасться так незаметно и теперь держать – так крепко, так неотступно?
И если
Автодорога M-9 «Балтия» – в основном, построена и сдана в эксплуатацию в конце 80-х гг. прошлого века, участок от МКАД до пересечения с Ильинским шоссе – во второй половине 90-х.