Последнее слово. Книга первая. Людмила Гулян
ей, дочери лорда, не дозволялось общаться с ними. Завидев Алаис, одетую в платье из дорогой шерсти и мягкие кожаные башмачки, дети с любопытством оглядывали ее – валлийским детям, впрочем, как и взрослым, было неведомо чувство зависти – и переключались на свои забавы, даже не подозревая, что державшаяся за руку няни дочь их господина страстно желала только одного: скинуть изящные башмачки и броситься вслед за ними через лужи и грязь, забыв о нарядном платье и своем знатном происхождении.
Незамедлительно после кончины лорда Хью, Роджер – он был старше сестры на одиннадцать лет – отвез ее в монастырь, под предлогом занятости и частого отсутствия в замке. Неподалеку от Гволлтера находилась женская обитель Лланллир, однако Роджер предпочел отправить сестру в расположенный в северном Поуис Лланллуган, мотивируя свой выбор тем, что настоятельницей в нем пребывала кузина ее покойной матери.
Алаис была счастлива: в душе ее сохранились воспоминания о Страта Флорида, и она знала, что в монастыре ее одиночество закончится. Самым трудным оказалось расставание с Махельт – няня вырастила девочку, заменив ей мать; и все же Алаис без сожаления покинула Гволлтер, в котором всегда чувствовала себя нежелательной обузой.
В Лланллугане их встретили приветливо; облаченная в белую сутану молодая монашенка проводила Роджера и Алаис в келью аббатиссы и с поклоном отворила перед ними узкую дверь. Они оказались в крошечном, ярко освещенном множеством свечей помещении; навстречу им шагнула женщина – невысокая и до хрупкости изящная.
Алаис поразило лицо настоятельницы: тонкое, невероятно одухотворенное и белое, словно выточенное из мрамора; ясные, темные глаза ее светились добротой, и вся она излучала мягкое, какое-то особое сияние. Замерев, Алаис следила за плавной поступью аббатиссы; приблизившись, та начертала над ее головой крест и протянула руку, к которой девочка почтительно приложилась губами.
– Дитя мое, – настоятельница ласково провела узкой прохладной ладонью по лицу Алаис. – Ты не должна бояться – тебе будет хорошо здесь.
Увидев на лице женщины улыбку, открытую и доброжелательную, Алаис перевела дыхание; сковывавший ее члены страх отступил, и она робко улыбнулась в ответ.
– Я не боюсь, – прошептала она. – И обещаю быть послушной.
– Вот и умница, – тронутая доверчивостью сироты, аббатисса обняла ее, чувствуя, как маленькие руки цепляются за нее.
И Алаис действительно было хорошо, невзирая на суровый, наполненный непрекращающимися заботами и изнурительным физическим трудом монастырский быт. Аббатисса доводилась ей родственницей, однако девочке не делали никаких поблажек. Алаис жила так же, как и другие: делила крошечную, вечно холодную келью с одной из монахинь, меж молитвами наравне с остальными усердно трудилась в саду, огороде, сыроварне, на пасеке. Она научилась