Последнее слово. Книга первая. Людмила Гулян
придется покинуть родные места и отправиться за ним в Англию. Каково придется тебе там?
– Другие как-то живут, – возразила девушка.
Тонкие, бесцветные губы настоятеля скорбно поджались:
– Именно как-то! Пойми, Алаис, для тебя, выросшей в тиши и благочестии монастыря, такая жизнь окажется тяжким бременем. Одиночество, неуверенность в завтрашнем дне и постоянные тревоги – разве такого достойна наследница Хью де Бека? Но у тебя еще есть возможность исправить это.
– Я… Я не понимаю, – Алаис заметно растерялась.
– Если ты отречешься от грешного мира и вверишь себя церкви…
– Но я замужем! – воскликнула она.
– Не зря я настоял на том, чтобы тебя оставили здесь: твой брак можно аннулировать на основании того, что консуммации его как таковой не произошло.
Алаис при этих словах вспыхнула и залилась густой краской, но, преодолев приступ стыдливого смущения, категорично заявила:
– Я не хочу этого, святой отец.
– Представь, дитя, – Кедифер убеждал ее мягким, журчащим голосом. – Спокойная жизнь под надежной защитой божьих стен!
– Я дала обет Деверо – перед Богом и людьми, и не нарушу его, – упорствовала Алаис. – Он оказал мне неоценимую услугу, и я не оскорблю его таким низким вероломством.
– О, но ведь он всего лишь выполнил свое обещание защитить тебя! И, я уверен, он поймет твои мотивы, когда получит послание…
– Послание? – вскинулась Алаис; светлые глаза ее широко распахнулись в дурном предчувствии. – Какое послание?
– Мое, – ответил Кедифер. – Я отправил его лорду Деверо – сегодня утром. В нем я описал твое трудное положение, и выразил надежду, что, как благородный человек, он не станет принуждать тебя к исполнению данного тобой обета. А также разъяснил, что сам он не имеет перед тобой никаких обязательств, так как брак нельзя считать действительным без совершения супружеских отношений.
Свет померк в глазах Алаис. Она покачнулась; все вдруг поплыло у нее перед глазами, и она зажмурилась на мгновение, чтобы не потерять равновесия и устоять на ногах.
– Вы… Вы сделали это, не спросив меня? – воскликнула она, порывисто выпрямляясь и подступая к нему.
– Только ради твоих интересов я решился на этот шаг, – строго произнес аббат. – Я знал твоих отца и брата – упокой Господь их души; я же вынужден был отдать тебя Деверо, и я посчитал себя ответственным за твою судьбу.
На некоторое время воцарилось гнетущее молчание, нарушаемое потрескиванием фитилей горящих свечей и ламп. Несмотря на вызванное столь бесчестным поступком настоятеля потрясение, девушке удалось совладать с собой. Она не сводила с него своего взора, но в прозрачной, яркой голубизне ее прекрасных глаз он уже не видел прежнего смирения. И губы ее, розовые и нежные, строптиво поджались в выражении откровенного протеста.
– Мой отец отрекся от меня в день моего рождения. Мой брат изгнал меня из дому. Мой